Иван Куликов На дворе давно заря, а в животе поет тоска
Из истории русского комикса: год назад трындели, что нет его вообще, а теперь по-другому поют - комикс есть, но неправильный какой-то, не родной. А все потому, что, мол, не было у нас никакого комикса, а на пустырях известно что растет - сорняк. Невежество. В своей классической форме комикс проник к нам также, как и ко всем остальным языцам, разбрасываемый штатовскими "дугласами" с банками пенициллина и тушенкой. Запомните: рождение русского комикса произошло в начале 50-х, когда московский пионер Федя Круглов перерисовал трофейного "Флэш Гордона" в толстенный альбом для акварелей (см. публикацию от 30 мая с.г.). Здесь мы совпадаем с итальянцами: их фашисты запретили комиксы, чтобы юноша Феллини, вдохновленный стрипами Рейнолдса, смог сам сочинять истории про Гордона (нарисованные Гвидо Фантони и изданные сразу после войны).
Полвека прошло, как над Россией взошла звезда по имени Гордон. Но чем больше комиксов падает с нее, тем больше и тоски. Потому что комиксов, как чипсов и пельменей, всегда должно быть больше, чем куплено и приготовлено.
Ото - давай, печку распаляй
Что дальше? Вот вам другой юноша - Георгий Литичевский, подающий большие надежды молодой специалист по римским древностям, выпускник истфака МГУ (1979 года). На стадии предзащиты диссера бросает все. Ради, представьте, комикса. Гоген!
Комиксы Литичевского выставлялись в той самой легендарной галерее на М. Грузинской. Разобраны по государственным, частным и прочим коллекциям. Записаны в концептуализм. Но не от того, что Литичевский - концептуалист. Чушь. Просто других вариантов не было. Про концептуалистов вспоминают все меньше. А комиксов становится все больше. Значит комикс - сильнее.
Вот и цель нашего хождения. Здесь обитает творец вашего спасения
Его имя - с переходящим в чириканье солидным "о" - звучало для меня мифически: как Илья Кабаков, Комар и Меламид или Эрик Булатов какой-нибудь, хоть Литичевский и много младше их. Собственно, оно и не стыковалось с комиксами: эпоха "М. Грузинской" и последующая арттусовка безнадежно, снобистски перепутали все бирки. Перепутав день и время, имея смутное представление об истинной страсти своего визави, я отправился на рандеву с Литичевским. С классиком. Дверь отворил высокий сухопарый человек с насмешливым выражением лица.
Хороши у тебя клюшки. Ну и ешь, коли вкусно
Пили зеленый чай, заедая пряниками. Хозяин - наездом из Германии - владел искусством ускользания в совершенстве. Во всей фигуре его, в манерах, была эта ртутная беглость: вот сидит он, слушает, угукает, умно отвечает на вопрос. Опускаешь глаза, чтоб отхлебнуть из кружки и┘ Провал. Исчез, оставив вместо себя баюкающую звуковую конструкцию для маскировки. Ушел за чайником.
О встрече договаривались также: Литичевский с подозрительной готовностью и участием соглашался на все мои просьбы о переносах. Пожалуй, она и состоялась-то из-за случайного пересечения одного моего отказа с другим, так что из ничего, из наслоенной пустоты получилась эта призрачная фиксация двух собеседников в пространстве и во времени. В этой призрачной фиксации мы и пребывали, выпутывая из энтропийных реплик концептуальный образ комикса. "Пожалуй, да, - трет подбородок Литичевский, - существо комикса - в иронии". Прекрасно, да только, как выяснилось позже из сетевых артхроник, художник и критик Георгий Литичевский не далее как во второй половине 90-х выступил с манифестом, призывающим к "серьезности в искусстве". И укатил на Запад. До этого, кажется, был проект разборки Кремлевской стены и возведения на ее месте частокола из бревен с целью "восстановления исторического облика г. Москвы".
Вообще большая часть беседы "за комикс" проходила на птичьем языке - "аккумулировать", "онирический", "культура", "тренд", "интрузия", - в какой-то момент породившем неловкую паузу, которая обозначила всю пропасть между интеллектуальным выпендрежом и предметом обсуждения. Пауза запомнилась хорошо: как воронка над сливным отверстием она засосала с громким хрюком все наши достижения по уловлению комикса.
Ойтыж деточка! Какжеш мы тебя отспасибим!
Наслоенная пустота, ускользание Литичевского и страшный хрюк - ничто по сравнению с тем ужасом, который я испытал, включив диктофон на расшифровке (предварительно забыв его в точке призрачной фиксации, вернувшись через день и наговорив с Литичевским еще на столько же). Нет, дело не в обычной болезненной реакции на собственный фальшивый голос, выпячивающий, словно раздувшиеся гениталии, плоды интеллектуального нарциссизма и сомнительной университетской эрудиции, - на пленке я не обнаружил реплик Литичевского! Было какое-то гуканье и подухиванье, вздохи и даже музыкальная трель, получаемая выдуванием воздуха через неплотно сложенные губы, но связной речи не было. Похоже, что я с увлечением проговорил сам с собой, как сумасшедший, отчетливо помня человека с насмешливым лицом, который не только ерзал и смотрел сочувственно, но и пространно отвечал на хорошем русском языке, кивая кузнечиковой головой. Единственное оправдание провала - подаренная Георгием коллекция его же комиксов. Ранних и неопубликованных. Их можно потрогать, отсканировать. Их много и они настоящие.
Отспасибил.
Здравствуй, Светлячок.
