Главный морской парад в Петербурге – демонстрация возможностей кораблей и выучки экипажей. Фото Reuters
31 июля 2022 года президент Владимир Путин утвердил новую Морскую доктрину. Наряду с другими мерами она предусматривает активизацию морской деятельности на северных архипелагах, «повышение боевого потенциала и развитие системы базирования Северного флота».
Основными угрозами безопасности РФ признан курс США на доминирование в Мировом океане и рост активности НАТО.
Но все ли угрозы и проблемы нашего ВМФ в доктрине учтены? О чем еще можно и нужно было сказать в этом важнейшем документе?
ГЛАВНОЕ – ПРИБЫЛЬ?
Главная суть и основная направленность доктрины остались старыми: защита морских интересов России. Что отвечает и сегодняшним вызовам. Россия была, есть и останется военно-морской державой, хотят с этим считаться наши недруги или нет.
При этом Морская доктрина – документ стратегического планирования, определяющий государственную политику России в области морской деятельности на долгие времена. Неудивительно, что в ней много новых положений, фундаментальных установок и стратегических целей, под которые должен формироваться и развиваться российский флот.
Среди новаций отметим положения о морском транспорте и внутреннем водном транспорте. А также такой актуальный пункт как «Функционирование морских трубопроводов» (акцент здесь сделан на экспортном направлении). В отдельные положения выделены «Антарктическое региональное направление» и судостроение/кораблестроение. Особое внимание уделяется экологической безопасности при освоении Мирового океана, а также решению социальных проблем граждан, занятых в морских отраслях.
Главной угрозой национальной безопасности России на море в документе объявлено «стремление ряда государств, прежде всего США и их союзников, к доминированию в Мировом океане, в том числе и в Арктике, а также к достижению подавляющего превосходства своих военно-морских сил».
Среди других угроз – распространение оружия массового поражения, увеличение количества государств, обладающих мощными ВМС, давление на Россию для ослабления нашего контроля над Северным морским путем, территориальные претензии к РФ, терроризм и браконьерство.
Новый документ выглядит прагматичным и реалистичным. В его основе лежит осознание изменившейся стратегической обстановки в мире, прежде всего значительного ухудшения отношений России с США и НАТО, которое сохранится в долгосрочной перспективе. Но военных моряков в первую очередь интересует не общий пафос, а конкретные нормы доктрины.
Взять, например, такой вопрос: какова роль ВМФ в осуществлении морской политики России? Другими словами, какую лепту в эту политику может внести сам флот. Ответ здесь может быть один: пока ВМФ не получит большей самостоятельности наравне с Российской армией, все пафосные слова доктрины мало что к ней добавят.
Говоря юридическим языком, флот сегодня не обладает достаточной самостоятельностью. Понятно, что речь идет о военной организации, а не о кооперативе по продаже цветов. Но как ни крути, флот сегодня находится под двойным командованием: военных округов (направлений) и, в меньшей степени, собственно командованием ВМФ. Более того, как предписывает доктрина, теперь он будет еще и под контролем региональных приморских властей. А у семи нянек, как известно, дитя без глазу.
Не будем разбирать текст построчно. Остановимся на новом, 7-м, разделе, которого не было в предыдущих морских доктринах. Он называется «Мобилизационная подготовка и мобилизационная готовность в сфере морской деятельности».
По службе одному из нас в штабе Северного флота (СФ) и Центральном командном пункте (ЦКП) ВМФ приходилось сталкиваться с этими вопросами. Но сегодня трудно представить, как они могут решаться – что в обычных жизненных, что в особых обстоятельствах.
10 первых пунктов раздела вроде бы правильные, стройные по логике. Но кто и как их будет выполнять на практике? Бизнесмену ведь не прикажешь выполнять Устав ВМФ, обеспечивать флот всем необходимым. У него на первом плане прибыль, а Родина – потом. В этой связи можно вспомнить крупное учение тыла ВС РФ, которое состоялось несколько лет назад.
Основными целями маневров являлись проверка уровня подготовленности органов военного управления при планировании и проведении перегруппировок войск (сил) на большие расстояния, организации взаимодействия между сухопутными группировками и силами ВМФ. В ходе учений шла переброска военными и гражданскими бортами воинского контингента на Дальний Восток. Но когда самолеты сели на дозаправку в аэропорту Хабаровска, местные бизнесмены отказались их заправлять: «Сначала деньги, потом стулья».
Как мы понимаем, противник в таких случаях ждать и входить в обстоятельства не будет. А взаимоотношения с бизнесом в доктрине четко так и не прописаны. Хотя, возможно, кто-то скажет, что это не обязательно.
В СЛУЧАЕ ВОЕННОЙ УГРОЗЫ
Вы спросите: а как же в других странах решается этот вопрос? Ответ короткий: там всё под контролем правительства, а у нас все законы писались (и пока по-прежнему пишутся) в пользу бизнеса. Поэтому отдельные места в Морской доктрине можно воспринять скорее как пожелание бизнесу, но не как твердое требование.
На службе в оперативном управлении штаба СФ одному из нас приходилось разрабатывать директиву «О защите морского судоходства в оперативной зоне Северного флота», где указывались все рекомендованные маршруты отхода гражданских судов, районы их сбора на случай возникновения военной угрозы.
Ежегодно проводились учения гражданских флотов по мобилизационной готовности – «Мурмансельди», тралфлота, Северного морского пароходства, вплоть до рыболовецких колхозов. Проверялись их действия в случае военной угрозы. Приходилось быть посредником на этих учениях. Существовал полный контакт между военными и гражданскими моряками, которые были уверены в своей защищенности.
А сегодня? Будут ли выполняться мобилизационные документы? Увы, о таких учениях в масштабе ВМФ и гражданского флота пока не слышно. Хотя полным ходом идет спецоперация на Украине, что в условиях конфронтации с Западом и жесточайших санкций требует внутренней мобилизации. Тем более от моряков. А от гражданских чиновников и бизнесменов – умения действовать в условиях ЧП.
Но население у нас расслаблено, бизнес не мобилизован. И даже бывшие объекты гражданской обороны, такие как бомбоубежища, по-прежнему сдаются под автосалоны.
Вспоминается случай на учениях Архангельского тралфлота. На заключительном вечере по случаю успешно проведенного учения капитан океанского траулера предложил тост в честь ВМФ: «Когда мы ловим нототению у берегов Аргентины, то знаем, что нас никто не тронет. Потому как уверены: если что – тут же рядом всплывет наша подводная лодка». Это был 1978 год. Такова была вера в силу и мощь нашего ВМФ.
В 1980-е годы во время дежурства на ЦКП ВМФ мы постоянно имели связь с кораблями, стоящими на охране нашего рыболовства и судоходства в различных районах Мирового океана. Например, у африканского берега Марокко, где наши рыбаки брали сардину. Или в Ормузском проливе. Где все это сегодня?
Еще в 1956 году, когда стоял вопрос о «большом флоте», адмирал флота Советского Союза Сергей Горшков говорил на высоком совещании:
«Нам нужна четкая и ясная программа создания нового флота, которая бы учитывала экономические возможности нашей страны, тенденции развития флотов крупных империалистических держав, а также опыт войны. В атомный век при проектировании и строительстве флота мы должны исходить из нашей доктрины, ее оборонительной направленности и не копировать западные державы, идти своим путем с учетом возможностей нашей промышленности».
Сегодня, конечно, обстановка другая. Но это не значит, что роль ВМФ надо сводить, образно говоря, к придатку армии. Если это не так – что ж, время рассудит.
ЗАЯВИТЕЛЬНЫЙ ДОКУМЕНТ
Морская доктрина – основополагающий документ для выработки программ в области морской политики, в том числе судостроительной, развития ВМФ и др.
Но появятся ли они? Ведь строительство боевых кораблей включено в общую Государственную программу вооружения. А это значит, что корабли по-прежнему будут строиться по остаточному принципу.
Судя по всему, отказываемся мы и от строительства авианосцев. В доктрине об этом не сказано ни слова. На данном этапе этот отказ скорее всего разумен, поскольку Россия не намерена осуществлять дипломатию канонерок. Но тогда о каком могучем флоте мы говорим?
И самое главное. В доктрине не обозначены конкретные ответственные исполнители на конкретных направлениях. А значит, она остается пока заявительным, а не директивным документом.
Возможно, именно поэтому принятие новой Морской доктрины России не вызвало громкой реакции на Западе. Гораздо больше озадачило и напугало наших заклятых друзей заявление президента Путина о гиперзвуковой ракете «Циркон».
комментарии(0)