Экзистенциальная дыра, или День везенья

Как настроишься на интим – так вечно кто-нибудь помешает. Лука Камбьязо. Венера и Адонис. 1593. Лувр, Париж

Собственно, комната тоже не была дворцом приемов. Минималистская келья программиста-аскета: продавленный полуторный диван, стол со старым компом, черный, еще советских времен гардероб, на подоконнике ютилось тощее, но закаленное московскими морозами и недельными засухами алоэ. Однако скромный пейзаж вскоре бодро освежила поблескивающая густым бордовым цветом бутылка красного сухого, два начищенных до блеска бокала, тарелочка с тремя видами сыров, серебряные вилочки и белая лилия в вазе, которую Макс, как куртуазный идальго, преподнес даме. В качестве фоновой музыки в принципе была задумана Милен Фармер, но, с другой стороны, поразмыслив, Макс ее не включил. Хотелось, чтобы все было естественно, а это мурлыканье привнесло бы оттенок фарса.

Выпитый бокал вина приятно кружил голову. Маринкино лицо с тонко очерченным ртом, прямым носиком было близко, черные блестящие волосы чуть щекотали щеку. Черное облегающее платье с вырезом на спине дерзко очерчивало острые бедра и груди-грушки с крупными сосками. Проведя рукой по бедрам, Максик понял, что на девушке нет трусов, и тут же ощутил, как с бурным притоком крови внизу живота с небывалой силой воспрял его демон. Вскоре, подхваченные легким и властным смерчем, они приземлились на диван. Вещи, как часто бывает в таких случаях, были расшвыряны в непредсказуемых направлениях – штаны под столом, платье на стуле, колготки и носки в недрах дивана. Макс, держа своего демона, как штык, наперевес, уже почти касался его концом нежных улиточных оборок вздрагивающего лона, пытаясь одновременно дотянуться губами до острых темных сосков.

Никто сразу не понял, что случилось… В общем, обоим показалось, что их барабанные перепонки сейчас взорвутся от ударной волны отбойного молотка, в которой утробное дырчанье перемежалось пронзительным скрежещущим дискантом. В соседней квартире кто-то яростно дефлорировал стену. «Вот же ты сволочь, дядя Юра!» – яростно пронеслось в голове Максика. Только что бывший во всеоружии демон тревожно поник. Маринка, свернувшись в комок и заткнув уши, забилась в угол дивана. Звуки дрели свирепо нарастали, и вдруг... на высоте полутора метров от стены отвалился кусок штукатурки, и из стены выглянул конец сверла. Прокрутившись пару оборотов, он ошарашенно стих. Маринка истошно взвизгнула и прикрыла голову руками. Макс в раздражении потянулся за сигаретой – вот уж облом так облом.

Впрочем, сверло тут же исчезло. На его месте красовалось отверстие в полтора сантиметра. На некоторое время воцарилась блаженная тишина. «Маринк, успокойся, все нормально… Ну помнишь Бориса Борисыча же: «Я не знаю, как у вас, а у нас всегда кто-то сверлит». Макс осторожно привлек к себе девчонку: «Может быть, еще по винцу?» Маринка, к чести сказать, была не из капризных фрей, которые готовы психануть при любой ерунде. В общем, они, постепенно успокаиваясь, снова начали тянуть терпкое густое вино. Подойдя к окну, закурили. Макс невольно любовался тем, как дерзко и насмешливо Маринка затягивается сигаретой, изящно стряхивая пепел сверху указательным пальцем, и слегка касался черных жестких волос над ее нежной розой. Нет, все не так плохо. Кажется, настроение поправлялось.

«О, я вспомнил, у меня ананас есть, сейчас порежу!» – воскликнул Макс. Спустя пять минут они жадно поглощали его, слизывая с пальцев сок, и, конечно, Макс не удержался – перед поеданием поместил кусочек в пупок и в другие стратегические места. Посадив Маринку на стол и впившись в нее острым поцелуем, он резко вошел в нее, как будто бы упал в горячую пьющую его бездну, и замер там, как бы балансируя и оттягивая моменты наслаждения. Потихоньку двигая бедрами, слыша прерывистое дыханье своей девчонки, он потихоньку впадал в этот сумасшедший танец, этот ритм, в котором постепенно завертелось все – облупившийся потолок, пыльный ковер, хрустальная пепельница и эти нелепые, нелепые, нелепые... шторы в мелкий цветочек.

Тишину взрезал пронзительный хриплый звонок в дверь. Ну в точности, как школьный. Такой резкий, что Макс чуть не свалил Маринку прямо на многострадальное алоэ. Звонили снова и снова. Макс, призывая всех чертей, извлек орудие, натянул джинсы и вышел в переднюю. На пороге стоял Юрик – невысокого роста робкий мужичок: «Максик, эт самое… Я извиняюсь. Стенку вам попортил. Эт самое… ну, понимаешь, не рассчитал малек, стенки-то, знаешь, какие тонкие. Я ща все замажу, вот… так что и следа не останется». Макс разглядел в его руках ведерко с цементом и мастерок. Первой мыслью было послать соседа по адресу, надев ему на голову это ведерко. Но вдруг на Макса накатило чувство экзистенциальной тоски, странно смешивавшееся с припадком истерического смеха. Устало оглядев виноватую фигуру соседа, он махнул рукой: «Ладно, валяй…»

«Эт самое… мадмуазель, извиняйте, – Юрик суетился в комнате, стараясь долезть до дыры. – Стенки-то тонкие, планировка такая у нас, мать ее, а сверло-то у меня ого-го! Короче, слишком толстое, и вгонял слишком резко…» В общем, при всем расстройстве трудно было не заценить абсурд и комичность сюжета. Маринка, успевшая наскоро накинуть старую Максову рубашку, припав к притолоке, давилась от чуть нервного хохота. «День везенья… С другой стороны, что есть везенье? Существует ли оно? – размышлял Макс. – Может быть, сверло, как божий перст, указует на абсурд и нелепость существования. И каждый из нас пытается проникнуть в суть вещей по-своему. Я – в девушку, Юрик – в толщу стены, а…» – и тут Макс услышал, как в замок входной двери вошел ключ вернувшейся мамы.