Ангелы складывают крылья

Адвокат молод и беспечен. Кадр из фильма «Несколько хороших парней». 1992

Страшный суд

Арсений Анненков

Сторона обвинения деловита, спокойна и торжественна. Толстые папки, старые и новые, не помещаются на столе.

Адвокат молод и беспечен. У него с собой ничего нет. На заседание он опоздал. И, кажется, не совсем понимает, где находится.

Сторона обвинения говорит долго и складно. Видео, фото, слайды. Свидетели.

Мне нехорошо.

Прекрасное лицо Главного Судьи печально. И вот к печали подступает скука.

Он берет в руки молоток.

Ангелы подняли свои крылья, белые и черные, огромные, как шатры.

Откуда-то издалека и снизу слышен тонкий голос адвоката:

– Но он любил, граждане судьи…

Главный Судья встает.

Как-то незаметно все встают вместе с ним. Речь Его сводится к следующему:

– В конце концов. И кто готовит нам специалистов со стороны защиты? Есть повод для серьезного разговора. Благодарю сторону обвинения за огромную работу. Подсудимый оправдан.

И ангелы складывают свои крылья.

В погоду можно только верить

Александр Рогов

К вопросу о счастье

Блажен, кто рассуждает мало

И кто не думает совсем.

Василий Курочкин. 1866

Блажен,

кто разумом не вышел,

кто не копал себя до дна,

кто голос совести не слышал,

кто муки творчества не знал…

***

Погоду нам не угадать,

Гидрометцентром не измерить.

В погоду можно только верить

и лишь по факту – созерцать.

***

Дайте череп мне Сенеки:

Дайте мне Вергильев стих, –

Затряслись бы человеки

От глаголов уст моих!

Козьма Прутков. Честолюбие.

Сбылась мечта Козьмы Пруткова:

Сенека череп свой отдал,

Вергилий – стих. Но мудрослова

не вышло. Кузя прогадал.

Он не читал «Собачье сердце».

В противном случае бы знал:

КОГО создал Преображенский,

ЧТО про евгенику сказал.

***

На прудах на Патриарших

ходит-бродит Бегемот

(в прошлом – Рыцарь, ныне – Кот),

как заправский зазывала,

искушает он народ:

«Приходите к Маргарите,

я вас спиртом угощу!»

И народ уже толпится

в Маргаритиной светлице,

вся Москва сюда сбежалась,

чтобы выпить задарма.

Конец прекрасной эпохи

Иосифу Бродскому Дилетантство –

как опыт, как хобби – отбросив,

я учусь у поэзии Вашей, Иосиф.

Это – в общем, а в частности –

маленький сказ,

без утайки, цензуры, а значит – прикрас.

Вот сижу, преисполнен любви и отваги,

и не знаю, доколь оставаться бумаге

непорочной... Молю вдохновенье: услышь!

Я – гора. Ну, а где же проклятая мышь?

И, коль тундра души для очей не помеха,

мне ничто не мешает давиться от смеха.

Не писать же, ей-Богу, транскрипцию ржанья...

Многим форма мешает, а мне – содержанье.

***

Нам не дано предугадать,

как слово наше отзовется:

один чужую вспомнит мать;

другой невнятно улыбнется;

а третий (ну не идиот?!

за что, за что такие муки?)

немедля требует развод,

иль наложить грозится руки;

четвертый попросту молчит,

и не понять, дошло ли слово?

а пятый… пятый просто спит:

он самый, может быть, здоровый;

шестой (ну что с него возьмешь?

скорбит душой и головою) –

чуть что, хватается за нож:

он жаждет крови – и покоя;

седьмой… он мне милее всех:

он абсолютно адекватен;

он мудр, как змей, он видит смех,

он просто добрый мой приятель.

Нам не дано предугадать...

Но, может, так оно и лучше?

Ведь если будущее знать –

то жить невыразимо скучно.