Юрий Федоров Полемика, развернувшаяся вокруг недавно подписанного Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов, во многом похожа на споры средневековых схоластов о том, сколько дьяволов может уместиться на кончике иглы. Она столь же увлекательна для специалистов и столь же далека от реальности; в данном случае - от реальности российско-американских отношений. Сегодня дискуссии о возвратном потенциале, развернутых и неразвернутых боезарядах, правилах засчета и других тонкостях контроля над стратегическими вооружениями, теряют, а возможно, уже и потеряли свой прежний смысл.
Это, однако, оспаривают сторонники "традиционного" подхода к контролю над ядерным оружием, сформировавшемуся 30-40 лет назад. В частности, с унылым постоянством они повторяют, что упомянутый договор плох, поскольку он ослабляет ограничения на состав и структуру стратегических сил, не позволяет контролировать процесс сокращения боезарядов (при этом забывается, что предыдущие соглашения также не охватывали эту область), не затрагивает планы создания противоракетной обороны.
Депутаты хотят как лучше...
В Госдуме, как это часто бывает, вознамерились улучшить договор, предлагая дополнить его заведомо неприемлемыми для США положениями. В итоге все острее встает вопрос: будут ли российско-американские отношения строиться в соответствии с моделью разрядки времен холодной войны или необходима иная их парадигма, соответствующая новой мировой ситуации?
В годы холодной войны контроль над стратегическими вооружениями по праву занимал центральное место в отношениях СССР и США. Правда, соглашения в этой области не устраняли гонку вооружений, но придавали ей более предсказуемый и по-своему рациональный характер. Это и составляло военную компоненту разрядки напряженности.
Необходимость формирования новой, свободной от взаимного гарантированного уничтожения основы отношений между Россией и США признана на высшем политическом уровне. В Декларации о новых стратегических отношениях между Россией и США, принятой в мае 2002 года, говорится, что нынешняя ситуация в области безопасности коренным образом отличается от эпохи холодной войны.
Владимир Путин и Джордж Буш подчеркнули, что "эпоха, когда Россия и США рассматривали друг друга как врага или стратегическую угрозу, закончилась". Они констатировали, что "новые глобальные вызовы и угрозы требуют качественно новой основы отношений". Вместо надоевших споров по Договору по ПРО президенты двух государств продемонстрировали намерение изучить возможность сотрудничества в области противоракетной обороны, включая возможные программы совместных исследований и разработок. Были обозначены области сотрудничества двух государств: борьба с терроризмом, региональной нестабильностью, предотвращение распространения оружия массового уничтожения и ракет, содействие урегулированию конфликтов на Ближнем Востоке и на Южном Кавказе.
Однако политические заявления, даже подписанные главами государств, далеко не всегда реализуются на практике. Хотя характер отношений России и США кардинально изменился, их ядерные вооружения по-прежнему нацелены друг на друга. Сохраняется курс на поддержание взаимного гарантированного уничтожения. Так, в России только что завершились учения стратегических ядерных сил, в ходе которых, как писали российские СМИ, отрабатывался "массированный удар по врагу всеми боеготовыми средствами" для предупреждения эскалации вооруженной агрессии против России, в том числе и с применением ядерного оружия.
Президенты говорят, военные думают
Подход военного истеблишмента к ядерному сдерживанию понятен. Он исходит не из намерений, но из возможностей, в данном случае из физической возможности России и США уничтожить друг друга. Но исторический опыт свидетельствует, что если стратегическая линия государства формируется военными, а не политиками, то она неизбежно - и скорее рано, чем поздно - заходит в тупик. Задача высшего политического руководства страны как раз и состоит в том, чтобы сопоставить все факторы и обстоятельства и выработать сбалансированную линию поведения. Последняя должна учитывать не только военный потенциал других государств, но и, самое главное, их намерения, интересы, озабоченности и предпочтения; а военная компонента международной стратегии государства должна быть подчинена политической.
Формирование стратегии России на мировой арене осложнено тем, что внешняя политика стала объектом внутриполитического противоборства. Нынешняя линия Кремля вошла в противоречие с рядом устоявшихся идеологических стереотипов. Это, естественно, в полной мере использует левая и националистическая оппозиция. Но есть и другая сторона дела. Курс на партнерство с Западом, в том числе - на сотрудничество в области безопасности, подрывает позиции влиятельных "групп интересов", неспособных адаптироваться к изменениям, происходящим в стране и в мире после 1991 года. В итоге нарастает давление в пользу сохранения традиционной модели российско-американских отношений, основанной на ядерном сдерживании, включая изжившие себя подходы к контролю над стратегическими вооружениями.
Правда, некоторые аргументы в пользу ядерного сдерживания на первый взгляд кажутся убедительными. Нередко говорится о том, что мировое развитие после 1991 года все менее предсказуемо, а потому необходимо готовиться и к таким событиям, которые сегодня представляются маловероятными или попросту невозможными. Следовательно, нужно поддерживать стратегический паритет с США как своего рода страховой полис на случай непредвиденного изменения обстановки.
Таким образом, в российско-американских отношениях сложилась парадоксальная ситуация. Политические предпосылки ядерного сдерживания и основанного на нем традиционного подхода к контролю над стратегическими вооружениями исчезли. Но сдерживание сохраняется. И все же прекращение холодной войны предопределяет возможность преодоления стратегии взаимного гарантированного уничтожения. Эта стратегия порождается сегодня не реальными столкновениями жизненных национальных интересов и общественных ценностей, но интеллектуальной инерцией, ведомственными и групповыми амбициями. Поэтому ключевое значение для выхода за пределы сдерживания имеет уровень доверия между Кремлем и Белым домом, их способность реализовать сотрудничество в тех областях, где интересы двух государств совпадают. А таких областей становится все больше.
В заключение вернемся к Договору о сокращении стратегических наступательных потенциалов. Его подписание имело не только военное, но прежде всего крупное политическое значение. Оно подтвердило, что факторы сотрудничества в российско-американских отношениях преобладают над расхождениями политических позиций. Срыв же его подписания (а такая перспектива была реальной) поставил бы под сомнение и цель, и возможность строительства новых российско-американских отношений. Важно и другое. Этот договор стал своего рода водоразделом между традиционным контролем над вооружениями и новой повесткой дня стратегических взаимоотношений России и США, ориентированной на меры доверия, транспарентности, сотрудничество в области раннего предупреждения и противоракетной обороны, предотвращение случайных пусков ракет и противодействие распространению ядерного оружия.
