Шохрат Кадыров "Традиция" - антоним слову "революция". И самое главное богатство Туркмении - не нефть и газ, как считают многие, а люди "традиционного" общества, которых подавляющее большинство и которые являются основой пресловутой политической стабильности страны.
Принято считать, что в Туркменистане нет оппозиции или, во всяком случае, эта оппозиция является самой слабой среди республик Центральной Азии. Отчасти так оно и есть. Потому что главной оппозицией посткоммунистическому режиму в Туркмении были не демократы и не номенклатура, а то самое традиционное общество, на уступки которому до сих пор идет Сапармурат Ниязов.
При этом в Туркмении сейчас самая жесткая в регионе авторитарная власть и культ личности. Традиционное туркменское общество раздроблено на землячества. Туркмены - это нация племен. И феномен туркменской квазимонархии является ответом на потенциальные вызовы страны к федерализации государства.
Президент Ниязов опирается на туркмен племени ахалтеке, из которого он сам и происходит. Традиционно ахалтеке селились вблизи Ашхабада. Столичное землячество, куда входят разные этнические группы, смирилось с политическим лидерством землячества Сапармурата Ниязова по всем позициям. А тот, кто хотел бы сменить Туркменбаши в этой роли, неизбежно попадал под колесо репрессий. Неофициальная политика объединения по племенному признаку нацию не консолидировала, а еще более разделила элиту Туркмении на привилегированный слой из столичной зоны (племя ахалтеке) и оппонентов из регионов.
Жесткий авторитаризм и спокойное отношение бывшей метрополии - демократической России - объясняется тем, что Туркмения - особая стратегическая территория в постсоветской Центральной Азии. В 1885 г. именно здесь решилась судьба присоединения Средней Азии к России, а сейчас очень актуален вопрос о выходе к Каспийскому бассейну и окружение американскими военными базами Ирана не только с востока, но и с севера.
Трудно представить, что США могут смириться с крайностями диктаторского мышления в Центральной Азии. Вероятно также, что ни Россия, ни США не уступят друг другу в усилении своего влияния в регионе. В ответ на оккупацию Афганистана Россия вновь обратилась к обсуждению проекта переброски вод сибирских рек в Казахстан и Узбекистан, с удовлетворением восприняла объявление русского языка официальным государственным языком в Киргизии и решение об открытии там российской военной авиабазы. Однако форсировать события в политическом развитии государств региона ни Россия, ни США пока не торопятся.
Считается, что с приходом США в Афганистан власть Ниязова пошатнулась. Но нельзя не видеть и другого. Традиционалисты восприняли появление США в Афганистане как нападение христиан на мусульман. Апеллируя к статусу нейтралитета и не допуская американского присутствия в Туркмении, Ниязов набрал очки как в политических кругах России, так и среди традиционалистов. Более того, одновременно с этим Туркменбаши провел в стране самую грандиозную чистку аппарата верховной власти. В первую очередь пострадали те, кто в свое время привел его к власти.
В начале политической карьеры президент Ниязов опирался на так называемых евротуркмен, воспитанных еще в советское время. Причем и сам Ниязов - типичный евротуркмен. Этот слой появился в Средней Азии еще в 20-е годы прошлого века, когда сюда пришли большевики. Он базировался не на идее доминирования отдельно взятого племени, а на вовлечении под контролем метрополии в центральную власть представителей всех племен и землячеств туркменского этноса.
При этом возникшая новая элита состояла из туркмен-билингвов. Оторванность от своих земляческих групп была прямо пропорциональна степени покровительства метрополии и наоборот ("свой среди чужих - чужой среди своих"). Евротуркмены, как правило, ставили государственные интересы выше национальных.
После ухода русской номенклатуры настала очередь вытеснения из властных структур евротуркмен туркменами-традиционалистами. Но надо заметить, что традиционалисты боролись с евротуркменами не для уничтожения этой субкультуры как таковой, а только для того, чтобы занять место евротуркмен в высшей власти. В ходе этой борьбы, однако, была подорвана преемственность в передаче опыта управления государством по европейскому образцу (не племенного, а централизованного общенационального государства).
И чем ближе смена власти президента, тем сильнее проявляется тенденция усиления авторитаризма. Причем во всех республиках постсоветской Центральной Азии авторитаризм, необходимый для проведения в отсталом традиционном обществе модернизации, жертвует модернизацией в пользу традиционализма ради самосохранения режима.
Как ни парадоксально, появление в президентском окружении все большего числа традиционалистов, которые лишь внешне напоминают евротуркмен, укрепляет власть Ниязова, но не структуры централизованного государства. Рано или поздно президент становится марионеткой "регионалов", а последние - единственными наследниками верховной власти. При этом возможны два пути: один из них предполагает использовать псевдодемократический лозунг превращения президентской республики в парламентскую, второй - перекроить страну на султанаты.
Независимо от того, когда и кем будет осуществлена смена власти в Туркмении, будущее страны связано с модернизацией, которая будет успешной при участии инвестиций и технологий стран Западной Европы и США. Если помимо обучения студентов в Европе в национальные вузы будут приглашаться западные специалисты, то в течение короткого времени в стране будет сформировано новое поколение евротуркмен, ориентированных на европейские ценности.
Пока шансы культурного влияния России все еще остаются высокими и есть время для их реализации. Достаточно сказать, что сотни тысяч выходцев из Туркмении последние 10 лет находятся в России и других странах. За это время значительная их часть включилась в новые рыночные отношения и в этом смысле готова принять участие в модернизации постниязовской Туркмении.
