Владимир Гутник
Европейским политикам придется еще выдержать множество споров, прежде чем Основной закон будет окончательно утвержден на референдумах во всех странах – членах ЕС.
Фото Reuters
Еще в середине декабря прошлого года перспективы утверждения основного закона Европейского союза выглядели весьма туманно. Демарш недовольных системой принятия решений Испании и Польши (а за спинами этих «бунтарей» наверняка стояли и некоторые другие небольшие страны) и ответная довольно жесткая реакция Германии и Франции (заявивших, что они не намерены принимать Конституцию «любой ценой») заставили наблюдателей рассматривать сроки принятия этого документа уже за пределами текущего года.
═
Обтекаемая формулировка
═
Неожиданно все изменилось в конце марта. Саммит Евросоюза с участием глав государств и правительств 15 нынешних и 10 будущих стран – членов ЕС вынес решение о том, что «не позднее, чем в июне следует добиться согласия по договору о европейской Конституции». Победа социалистов в Испании и визит в Варшаву канцлера Германии Герхарда Шрёдера, убедившего поляков в их готовности к компромиссам, фактически обеспечили перелом в дискуссии. Оптимисты в эйфории уже заявили, что Конституция будет принята в июне, скептики же усматривают не вполне очевидные подводные рифы уже в самой формулировке «следует добиться согласия».
Очевидно, новый механизм принятия решений является более демократичным, но все же требует меньшей степени достижения согласия, прежде всего потому, что отменено право вето какого-либо члена ЕС при принятии важнейших решений. Меньшинство в данном случае проигрывает, но работоспособность Совета министров повышается.
Не до конца решенным остается и вопрос о составе Еврокомиссии. Если сейчас каждая страна имеет как минимум одного комиссара (а крупные страны – по 2), то в будущем число комиссаров с правом голоса сократится до 13, тогда как число стран-членов возрастет до 25. Разумеется, предусмотрен принцип ротации представленных стран, но ее механизм должен еще будет вырабатывать Евросоюз. Очевидно, что и здесь идет поиск работоспособной структуры компактного европейского правительства. Но дело-то политическое, и никакая страна не хочет чувствовать себя обделенной, тем более что трудно представить себе Еврокомиссию без постоянного присутствия там представителей Германии, Франции и Великобритании.
Есть еще около десятка проблем, детали решения которых до сих пор не прояснены. Но премьер-министру Ирландии Берти Ахерну очень хочется принять Конституцию до окончания срока его председательства в ЕС, и он теперь почти не сомневается в успехе. Правда, еще придется ратифицировать принятую Конституцию, а с этим могут возникнуть проблемы не только в той же Польше, но и в самой Ирландии.
И дело не только в споре вокруг цифр, отражающих «квалифицированное большинство». Всплывают новые или, точнее, обостряются известные проблемы – на первый взгляд не самые важные, оттесненные в свое время на задний план дискуссиями о механизме принятия решений, но на деле способные затянуть процесс принятия Конституции. Одна из этих проблем – религиозно-политическая: растущее число стран желают видеть в преамбуле Конституции указание на христианскую основу европейских ценностей. К Польше, Испании, Ирландии и Италии, выдвигающих это требование давно, теперь присоединяются Словакия и Мальта, близки к этому Австрия и Португалия.
Более того, на днях оппозиционный блок ХДС/ХСС в ФРГ также выступил за включение в преамбулу пункта об «отношении к Господу», обвинив Шрёдера в том, что тот только о «двойном большинстве» и волнуется. Зато Франция категорически выступает против подобных новаций, заявляя, что до конца будет стоять за светскую Конституцию. Так что этот пункт может серьезно повлиять на референдумы по Конституции в ряде стран.
═
Экономика «влезает» в Конституцию
═
Вторая проблема – узкоспециальная, даже отчасти техническая, но на деле крайне важная. Речь о том, что проект Конституции заметно ослабляет положения Маастрихтского договора об экономическом и валютном союзе. Против этого еще в конце прошлого года выступили Европейский центральный банк (ЕЦБ) и Бундесбанк ФРГ. Так, если Договор о ЕС четко указывает в качестве цели на «неинфляционный рост», то в проекте Конституции говорится о «сбалансированном росте». При этом понятие «сбалансированный», равно как и «приемлемая инфляция», можно интерпретировать по-разному.
Более мягкая формулировка, по мнению европейских банкиров, есть не просто редакционная оплошность или невнимательность, а отражение представлений о несовместимости роста и стабильности. Многие в национальных правительствах и в Конвенте полагают, что более высокие темпы экономического роста можно «купить» за счет чуть большего обесценения денег. Тем самым под угрозу ставится главная цель денежной политики ЕЦБ – обеспечения стабильности цен, а значит, и стабильной ценности евро. Стабильность цен вообще не названа в проекте Конституции прямо среди основных социально-экономических целей.
В связи с этим возникает и иная угроза для денежной политики – ограничение независимости как ЕЦБ (хотя в Конституции специально отмечена независимость этого органа), так и национальных центральных банков, о независимости которых – как членов Европейской системы центральных банков – в Конституции умалчивается. Но ЕЦБ, собственно, является дочерней структурой национальных центробанков. К тому же он, согласно Маастрихтскому договору – не орган сообщества, а его институт, не вписывающийся в общую систему правил, действующих для органов ЕС. Тем не менее множатся попытки (озвученные, в частности, Сильвио Берлускони) разрешить Европейскому совету при единогласном решении вносить изменения в устав ЕЦБ.
Предусмотренная Конституцией «Еврогруппа», состоящая из министров финансов стран, которые ввели евро, может стать противовесом политике ЕЦБ, нацеленной на стабильность цен. Министры финансов намерены обсуждать (не решать?) «вопросы, связанные с возложенной на них специфической ответственностью в сфере единой валюты». Вообще-то министры финансов должны заниматься бюджетными и налоговыми проблемами, не смешивая их со «сферой единой валюты». Озабоченность ЕЦБ поэтому вполне понятна.
Однако правительства многих стран ЕС, прежде всего Германии, не намерены «расшнуровывать Конституционный пакет» и вновь начинать дискуссию «по мелочам», если удается договориться по кардинальным вопросам и обеспечить компромисс по балансу органов власти и взаимодействия стран-участниц в Совете министров и в Европарламенте. Поэтому и многие другие экономические пункты, предложенные Конвентом, но вызывающие сомнения у банкиров и предпринимателей (например, чрезмерно широкие полномочия Союза по координации экономической политики и особенно меры по поддержке и координации в промышленности), фактически сняты с обсуждения.
═
В чем интерес России
═
Показательно, что при этом проект Конституции подвергается жестким нападкам «левых» и антиглобалистов за тотальный неолиберализм, направленность против трудящихся в интересах крупных банков и монополий. Бизнес же, напротив, полагает, что в Конституции слишком много возможностей для чрезмерного регулирования. Политикам дела до этого нет – им, главное, решить вопрос о власти.
В какой степени это интересно и важно для нас? Россия заинтересована в том, чтобы наш основной экономический партнер не ослабел в процессе расширения и институциональных реформ. Поэтому эффективная, работоспособная европейская Конституция – если она будет принята – повышает стабильность развития ЕС, а вместе с ней и стабильность российско-европейских отношений. Но есть еще один важный аспект: Конституция европейской интеграционной группировки, первая в своем роде, может дать много поучительного и для других интеграционных группировок, в том числе и на пространстве СНГ.
Перспективы принятия Конституции ЕС уже 17–18 июня неплохие, но, на наш взгляд, не стопроцентные. Новые проблемы, вновь выносимые на обсуждение, показывают, что готовности принимать этот важнейший документ «любой ценой», действительно, нет. Конечно, всем известна европейское умение достигать компромиссов при сохранении высокой степени ответственности. Но будет жаль, если поспешность приведет к потере качества.
