Владимир Фролов
Президент Махмуд Ахмадинежад предпочел послать сигнал мировому сообществу о готовности Ирана к переговорам после встречи с Владимиром Путиным.
Фото Reuters
Россия выходит на саммит «большой восьмерки» в Санкт-Петербурге с важной дипломатической победой, обеспечившей прогресс в международных усилиях по урегулированию ситуации вокруг ядерной программы Ирана. Предсказания о том, что разногласия между Россией и США и ЕС по иранской ядерной программе торпедируют повестку дня саммита «восьмерки», не сбылись.
Нет случайности в том, что президент Махмуд Ахмадинежад предпочел послать сигнал мировому сообществу о готовности Ирана вступить в переговоры именно после встречи с президентом Владимиром Путиным в рамках саммита ШОС в Шанхае.
Правильно оценив все более слабеющие в связи с ухудшающейся ситуацией в Ираке позиции администрации Буша и эффективно используя свои возможности в двустороннем диалоге с Ираном, а также особые партнерские отношения с одним из лидеров «евротройки» Германией, Москва выстроила грамотную переговорную стратегию и предложила адекватные переговорные развязки. А политический тандем Россия–Германия оказался наиболее эффективной комбинацией в формировании консенсусной позиции США, ЕС и России.
Для начала России и ЕС удалось убедить администрацию Буша в том, что в ситуации с Ираном «фирменные» американские подходы, связанные с наращиванием давления, угрозами экономических санкций и в конечном счете применения силы, дадут обратный эффект, а политика угроз только лишит международное сообщество влиять на позицию Ирана.
Именно предупреждение министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова в ходе визита в Вашингтон в феврале о том, что наращивание давления на Тегеран может побудить иранские власти свернуть сотрудничество с МАГАТЭ, выдворить из страны инспекторов этой международной организации и даже по примеру Северной Кореи заявить о выходе из Договора о нераспространении ядерного оружия, заставило администрацию Буша отказаться от тактики эскалации давления через принятие жесткой резолюции СБ ООН.
Последующий визит в Европу госсекретаря США Кондолизы Райс показал, что американцы не смогут получить поддержку европейцев для силовых действий. Как раз в этот момент Москва и Берлин предложили поменять последовательность шагов в переговорах с Ираном – сначала предложить пакет экономических и политических стимулов за прекращение работ по обогащению урана и возврат к полному сотрудничеству с МАГАТЭ и лишь в случае отказа Тегерана от сотрудничества перейти к обсуждению возможных санкций и наращиванию давления.
Россия и Германия смогли предложить и отстоять ключевую переговорную развязку, лишившую Иран возможности отказаться от диалога по своей ядерной программе. Дело в том, что ранее США и ЕС категорически настаивали на том, чтобы Иран полностью отказался от деятельности по обогащению урана на свое территории. Хотя формально право на проведение таких работ под контролем МАГАТЭ у иранцев имеется в соответствии с ДНЯО.
Тегеран же жестко стоял на том, что никто не может отнять у него суверенного права на проведение научных исследований и создание всего спектра ядерных технологий под гарантиями МАГАТЭ относительно их мирного использования. Поэтому требование Ирана о сохранении за ним права на проведение на своей территории работ по обогащению урана и создание собственного топливного цикла превратилось в блокиратор переговорного процесса.
И хотя риски ядерного распространения при сохранении за Ираном такой возможности были бы весьма высоки, само по себе отрицание закрепленного международным договором права государства на мирные исследования в ядерной области выглядело неубедительно и создавало прецедент дискриминации. Иранцы хорошо это понимали и не собирались менять свою позицию даже в ответ на российское предложение об обогащении урана и производстве топлива для иранских АЭС на территории России.
Когда весной 2006 года Москва впервые начала говорить о том, что Ирану можно было бы разрешить проведение весьма ограниченных экспериментов по обогащению урана на своей территории, это было воспринято в Вашингтоне и Брюсселе почти как предательство и попытка достижения сепаратных договоренностей с Тегераном. Но европейцы, прежде всего Германия, быстро поняли, что в этой идее заключается ключ к развязке – суверенное право страны на разработку и овладение высокими ядерными технологиями не должно ставиться под сомнение.
Именно идея о сохранении за Ираном суверенного права в будущем вернуться к обогащению урана при отказе от его практической реализации в настоящий момент была выдвинута Россией и Германией и не без труда принята другими участниками переговоров «шестерки».
Наконец, в тактическом плане Россия и Германия смогли убедить США и других членов «шестерки» в необходимости отказаться от письменного фиксирования перечня возможных международных санкций в отношении Ирана и жестких ссылок в резолюции СБ ООН на положения статьи 7 Устава ООН, открывающие дорогу к автоматическому применению силы. В предложениях «шестерки» Ирану в письменном виде перечислены лишь предлагаемые стимулы в научно-техническом и экономическом сотрудничестве, в то время как описание негативных последствий отказа Ирана от переговоров было изложено иранской стороне устно в ходе недавнего визита Хавьера Соланы.
Кодификация санкций в международном документе и предание их гласности было бы воспринято Ираном как ультиматум, согласиться с условиями которого иранское руководство не могло по внутриполитическим соображениям. В такой «упаковке» международное предложение было бы отвергнуто Тегераном и переговорный процесс не имел шансов на запуск.
Россия и Германия должны и дальше играть лидирующую роль в предстоящих переговорах с Ираном. Администрации Буша следует предоставить Москве и Берлину возможность направлять диалог, оставаясь на заднем плане и воздерживаясь от шагов, способных спровоцировать Иран на выход из переговоров.
