Алексей Макаркин
Коммунист Владимир Воронин развернул свою страну с Востока на Запад.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)
Газовые и иные энергетические войны, потрясшие территорию СНГ в последние годы, являются следствием и завершением развала СССР. Газовые и нефтяные кризисы в отношениях между Россией, Украиной, Белоруссией и другими государствами Содружества фактически поставили точку в интеграционных процессах на территории постсоветского пространства.
Льготные условия поставок российских энергоносителей всегда были связаны с представлениями о постсоветском пространстве как территории, которая априори находится в сфере эксклюзивного влияния России (дешевый газ рассматривался в таком контексте как материальное подтверждение этого влияния). И о политических элитах постсоветских стран судили как о не могущих сформулировать стратегические задачи своих государств. Действительность опровергла эти стереотипы. На постсоветском пространстве идет жесткая конкуренция между Россией и США, признаки которой видны в так называемых цветных революциях. Кроме того, происходит неспешное, но знаковое расширение влияния Китая в Центральной Азии.
Что же касается элит, то они – может быть, кроме белорусской – еще в 90-е годы достаточно четко сформулировали для себя позицию, согласно которой доброжелательное отношение России надо использовать (когда дают почти дармовой газ – почему бы не взять!), но от любых реальных интеграционных планов, которые ограничивают суверенитет новых государств, надо держаться подальше. Бывшие партийные и советские функционеры, ставшие президентами и министрами, прекрасно помнили, как Юрий Владимирович Андропов отправил в солнечный Узбекистан следователей Гдляна и Иванова шерстить местное начальство, которое жило по тем же понятиям, что и прадеды, и прапрадеды. Только те несли деньги эмиру, а их последователи – первому секретарю. Тогда в каждой национальной республике номенклатура с трепетом ждала, кто будет следующим в очереди на публичную расправу. И повторять такой замечательный опыт никто не хотел и не хочет вне зависимости от той пророссийской риторики, которая время от времени еще звучит в некоторых постсоветских государствах.
Что же касается новых политических и экономических элит, приходящих на смену бывшему партийно-советскому начальству, то их представители, как правило, лучше говорят по-английски, чем по-русски, получив образование на Западе. Это не значит, что все их представители стали такими же западниками-неофитами, как младогрузины, пришедшие во власть вместе с Михаилом Саакашвили. Однако все они относятся к России сугубо прагматично и не испытывают ностальгии по СССР, где им пришлось бы сейчас, в лучшем случае, исполнять обязанности старших (в худшем случае младших) научных сотрудников.
Что же касается населения, то среди «простых людей» действительно есть тоска по единому союзу. Только, во-первых, эта тоска имеет ярко выраженные возрастные особенности и в наибольшей степени присутствует у граждан пенсионного и близкого к нему возраста. А, во-вторых, когда речь заходит о политических действиях, то выясняется, что эта тоска и для этих людей находится не на первом месте в списке интересов. И они не готовы ради этой тоски не только выйти на улицу и потребовать у своих элит реальных интеграционных шагов, но даже прийти на избирательные участки и проголосовать за просоветские партии. В прошлом году были выборы на Украине, и советская партия Натальи Витренко получила чуть меньше 3% голосов (сами витренковцы утверждают, что на самом деле 3% они набрали, но разница невелика). Еще пример – несколько лет назад в Молдавии на парламентских выборах победили коммунисты, что было расценено многими как стремление молдаван присоединиться к Союзному государству России и Белоруссии. Прошло несколько лет, коммунисты проводят такую же прозападную политику, как и их предшественники, а не так давно население вновь за них проголосовало. Значит, дело не в ушедшем в историю Союзе, а в других, более актуальных вопросах – в первую очередь социально-экономических, которые и определяют политический выбор людей.
Что же до союза России и Белоруссии, то у него действительно в 90-е годы был шанс, связанный с тем, что иммобильная элита дольше других воспринимала себя как часть советской номенклатуры, а Александр Лукашенко вплоть до прихода к власти Владимира Путина имел амбиции, выходящие за рамки собственного государства. Многое свидетельствовало о том, что он не прочь стать не младшим, а старшим партнером в рамках союза, потеснив недомогающего Бориса Ельцина. Поэтому в 1997 году при разработке документа, который был призван превратить сообщество в союз, в его проект было включено положение об обязательности решений союзного Высшего совета, в котором Лукашенко не без оснований рассчитывал доминировать. Понятно, что значительная часть российской политической элиты выступила против такого формата интеграции (это был, пожалуй, последний случай координации усилий между различными группами либеральных политиков и крупных бизнесменов, которые спустя несколько месяцев втянулись в «олигархические войны»). В результате вместо властного Высшего совета получилась говорильня, не имеющая реальных прерогатив.
Последующая история российско-белорусской интеграции заключается в скучных официальных мероприятиях и активной подковерной борьбе, становившейся все более ожесточенной. Тем более что утрата Лукашенко шансов на влияние в России с приходом на пост ее президента Владимира Путина совпала с ростом самосознания белорусской элиты, представители которой привыкли к своей роли государственных деятелей и не намерены были уступать Москве в принципиальных вопросах – таких как введение поста президента Союзного государства или единой валюты с эмиссионным центром в Москве.
Именно потому, что в ситуации с Белоруссией Россия возлагала наибольшие надежды на интеграцию, разочарование было самым сильным и, следовательно, «экономическая война» – самой острой. Причем не только газовая, но и нефтяная, а в ближайшее время могут разразиться и другие – по словам эмоционального Лукашенко, «мы выкатим пошлины по тракторам, холодильникам, стиральным машинам, телевизорам и прочим товарам». Однако реальность состоит в том, что и со своей «славянской сестрой» Россия должна выстраивать отношения как с полноценным национальным государством, а не «обломком СССР». А выстраивать их надо – если есть желание получить от этого вполне прагматичные выгоды: такие, как развитие сотрудничества в сфере ПВО в качестве альтернативы американской системе ПРО, элементы которой будут размещены в странах Центральной Европы.
