Анна Матвеева
В Афганистан прибывают в основном через Кабульский аэропорт. Я же воспользовалась старым, традиционным путем – через мост Дружбы, соединяющий Термез на узбекской стороне с Хайратоном на афганской. По этому мосту когда-то уходили советские войска. Узбекский КПП продолжал жить по советским понятиям: несмотря на наличие всех необходимых документов, пришлось пройти множество проверок и заполнить уйму бумаг – издержки беспощадной борьбы с наркотрафиком. При такой пропускной способности этот маршрут вряд ли скоро превратится в торговый тракт между Центральной и Южной Азией.
В Мазари-Шарифе все спокойно
На афганской же стороне никакой сверхбдительности проявлено не было, контроль практически отсутствовал. В Хайратоне меня никто не встречал, и вообще «принимающая организация» ничем себя не выдавала. Местный таксист взялся за 10 долл. довезти меня до Мазари-Шарифа.
Мы ехали по построенной советскими специалистами трассе, поддерживаемой в достаточно пристойном состоянии. Поразителен контраст с Узбекистаном, где процветает поливное земледелие. На афганской стороне полупустынный ландшафт, ничего полезного не произрастает, зато все мужчины от подростков до белобородых старцев чем-то вооружены. Нас часто останавливали на блокпостах. По одеянию тех, кто там дежурил, трудно было судить об их политической ориентации, однако, увидев европейскую женщину, они взмахом руки давали понять, что, мол, можно проезжать дальше. На юге страны, как мне потом сказали в Кабуле, такое невозможно.
В Мазари-Шарифе, с которым удалось хорошо ознакомиться, пока мы колесили по городу, разыскивая гостевой дом ООН, меня поразила вопиющая бедность. Повсюду металлические контейнеры для грузоперевозок, приспособленные под магазинчики, в которых продают муку, старые шины, какие-то одеяла. Грязно. На улицах в основном мужчины весьма нездорового вида. Чудом пережившая гражданскую войну Голубая Мечеть в центре города подновлена голубой краской. Люди живут в мазанках с плоскими крышами. Отопления в них нет, равно как электроснабжения и канализации. Последним объясняется и характерный запах в городе. Топят дровами, за которыми ходят туда, где еще можно что-то срубить; в таких условиях далеко не все дети выживают во время суровых зимних холодов.
Рождаемость при этом остается высокой: 10–11 детей в семье – вполне обычное явление. По прогнозам Фонда народонаселения ООН, к 2050 году численность Афганистана достигнет 90 млн. человек. Вопрос в том, чем их всех занять. Некоторые эксперты предсказывают, что начнется отток трудовых ресурсов в страны Центральной Азии, где экономика начинает подниматься. Сомневаюсь, что северные соседи будут это приветствовать, так как ассоциируют Афганистан с наркотиками.
Кстати, о наркотиках
Если и не в столице, то в малых городах наркобазары действуют достаточно открыто. Торговцы охотно рассказывают, где вырос продукт, и предлагают опиум, как картошку: есть получше, но подороже, а можно взять второсортный, но подешевле. В обществе нет морального осуждения наркотиков, так как сами афганцы героин употребляют мало, а реальной экономической альтернативы все равно нет. При практическом отсутствии ирригационной системы взращивание в этом климате других культур малореально, а опиумный мак весьма неприхотлив.
По оценке Управления ООН по наркотикам и преступности, в 2007 году в Афганистане будет произведено 8,2 тыс. тонн опиума, что на 34% больше, чем год назад. Около 3,3 млн. человек из 25 млн. жителей Афганистана тем или иным образом вовлечены в наркотрафик, доход от которого превышает половину всего валового внутреннего продукта Афганистана. Наркотики производятся в 29 из 32 провинций страны.
Борьба с этим злом ведется, но те методы, которые использовал «Талибан», международные силы применять не могут. Кроме того, в период стабилизации многие бывшие полевые командиры со своими отрядами перешли на службу в полицию, где им удобнее заниматься наркотрафиком. Коалиционные силы пришли в Афганистан, чтобы обуздать терроризм, и у них нет ни желания, ни мандата начинать новую кампанию на наркофронте; им не хочется осложнять отношения с населением, что неизбежно произойдет, если миротворцы приступят к уничтожению посевов. Поэтому власти пытаются использовать возможности национальной армии и полиции, а также осуществлять альтернативные экономические проекты. Но у губернаторов провинций явно недостает политической воли для борьбы, кроме того, многие из них сами продолжают наживаться на наркотиках.
Под Кабулом построена тюрьма для особо опасных преступников, куда предполагается заключать крупных наркодельцов. Бывший советский дипломат, работавший в Кабуле, посмеялся, узнав об этом, – интересно, чем же их не устраивала наша тюрьма в Пул-и-Хумри?
Кабул меняется
Кабул похож на конгломерат приготовившихся к осаде крепостей. Очень пыльно, многие носят респираторы или марлевые повязки. Если тротуары когда-то и были, то сейчас они отмерли за ненадобностью. В «международной» части Кабула по улицам не ходят, а только ездят, поэтому европейская женщина, которая идет одна по городу, воспринимается афганцами как нечто невероятное. Международные организации и посольства либо скрыты за огромными заборами и железобетонными конструкциями, либо расположены в обычных жилых домах без вывесок. Так как адресов в европейском понимании нет, искать их приходится по описанию, что непросто. Работники официальных международных учреждений передвигаются по городу только в специальных машинах и под вооруженной охраной.
При въезде в штаб-квартиру международных сил НАТО ISAF обычно образуются пробки, так как каждое средство передвижения осматривают, опасаясь взрывчатки. Танки и бэтээры стоят в очереди вместе с гражданскими машинами. При этом легковушки пытаются обойти стоящую в общей очереди менее маневренную бронетехнику.
На «натовском» базаре есть возможность для отменного шопинга – ковры, драгоценности, чеканные изделия, пашмины в ассортименте, все изысканного вкуса и по сходной цене. Здесь торговец подарил мне огромный кованый сундук, очень пригодившийся для транспортировки покупок.
Вообще афганцы удивительные люди, поведением мало похожие на этнически родственных среднеазиатов. Прямолинейны, не стесняются попросить об одолжении, настоять на своем и доказать правоту. Разговаривают прямо, без обиняков, этикет с иностранцами соблюдают по минимуму. Есть ощущение очень свободного по духу общества, где сословные и имущественные барьеры выражены слабо. Вам постараются оказать возможное содействие или как-то облагодетельствовать: один торговец бежал за мной через весь базар, чтобы подарить кольцо, группа молодых людей выручила меня, когда я заблудилась в Кабуле, местные сотрудники международных организаций всячески пытались помочь транспортом и советами.
По сравнению со временами «Талибана» женщины теперь эмансипированы. Лица они закрывают по-прежнему, зато могут работать и появляться без сопровождения, во всяком случае днем. Замуж выдают рано, за выкуп. У семьи, в которой много девочек, есть шанс разбогатеть, так как за каждую могут дать 5–7 тыс. долл.
Международные силы правят, но не властвуют
На севере страны и в Кабуле отношение к международному присутствию в основном положительное. В понимании многих афганцев международные силы позволяют поддерживать относительный мир между различными этническими группами и слоями населения, не дают криминальным разборкам перерасти в крупномасштабные баталии, являются фактором, сдерживающим проявления мести. Многие боятся, что, если международные силы уйдут, афганцы опять останутся наедине со своими проблемами и их никто не защитит.
В последние полтора года побежденное было движение «Талибан» вновь активизировалось. Особенно тяжелая ситуация в провинциях Гильменд, Кандагар и Урузган на юге страны. Отрадно лишь то, что у талибов нет единого военного командования. Но это вопрос времени, как говорят западные военные.
Некоторые контингенты НАТО воюют в соответствии со своим трудовым кодексом, проще говоря, стараются не лезть туда, где опасно, и не выходить из бункера, если вокруг стреляют. «Почему вы мне говорите, что безопасность на севере ухудшилась? – удивился в разговоре со мной немецкий генерал. – Нападений на германские войска теперь очень мало».
Силы коалиции организуют работы по восстановлению объектов социальной инфраструктуры. Однако в гуманитарных организациях считают, что военные должны заниматься своим делом и что целесообразнее нанять и обучить работать местных жителей. Следует отметить, что лишь в 2004 году погибло более 30 работников группы международной помощи. С тех пор были приняты более жесткие правила безопасности, но люди продолжают гибнуть.
