Александр Шумилин
В ноябре 2013 года боевики «Джебхат ан-Нусры» сражались за Алеппо, где через полтора года уступили важные позиции сирийским повстанцам. Фото Reuters
Активность российских Воздушно-космических сил в Сирии сопровождается нарастающими дипломатическими контактами Москвы со странами международной коалиции против боевиков запрещенных в нашей стране группировок «Исламское государство» (ИГ) и «Джебхат ан-Нусра» (филиала «Аль-Каиды»). 11 октября в Сочи президент Владимир Путин встретился с министром обороны Саудовской Аравии, принцем Мухаммедом бен Сальманом. Поддерживаются постоянные контакты с США, Великобританией, Францией, Германией, Турцией и другими участниками коалиции. Стороны стремятся прояснить свои намерения, уточнить стратегии. Ситуация непростая, поскольку при совпадении формально заявленных целей сторон – борьба с террористами ИГ и «Джебхад ан-Нусры» – их реальные действия на поле боя заметно разнятся.
Разрыв в трактовке происходящего продолжает углубляться, грозя существенно осложнить отношения России с суннитскими странами Ближнего Востока, равно как и с ведущими государствами Запада. Заметим, что сунниты исторически составляли большинство в Сирии – около 80%. Правящая же семья Асад (с 1970 по 2000 год президентом страны был Хафез Асад, отец нынешнего президента Башара) относится к религиозному меньшинству – алавитам (разновидность шиизма). На этом фоне, однако, Россия начинает действовать на стороне так называемой малой «шиитской коалиции» сторонников Асада в составе Ирана, ливанского «Хезболлах» и Ирака.
Показательны в этом плане недавние публичные выступления президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, в которых он повторяет главный сигнал Москве: «Россия может потерять важного союзника и партнера в лице Турции». И дает понять, что важные для России мегапроекты – «Турецкий поток» и строительство АЭС – могут быть заморожены. Турецкий же премьер Ахмет Давутоглу причину своего разочарования действиями России пояснил так: «Лишь два из 57 ударов российской военной авиации в Сирии (с 30 сентября по 6 октября. – А.Ш.) пришлись по позициям боевиков ИГ». А остальные якобы – по умеренной антиасадовской оппозиции.
На этом фоне глава Пентагона Эштон Картер заявил, что США не будут сотрудничать с Россией в военных операциях в Сирии, пока Москва не сменит свою стратегию. «Я уже говорил, что, на наш взгляд, у России неверная стратегия. Она продолжает наносить удары по целям, которые не принадлежат ИГ. Мы считаем, что это фундаментальная ошибка. Вопреки тому, что утверждает Россия, мы не согласны сотрудничать по борьбе против ИГ до тех пор, пока она следует неправильной стратегии и наносит удары по этим целям».
Главы МИД стран Евросоюза на своей встрече в Люксембурге 12 октября также призвали руководство России прекратить воздушные удары по силам умеренной оппозиции в Сирии. В итоговом документе министры выразили обеспокоенность последствиями российских «односторонних» действий для местного населения, соседних стран и Европы. «С военной точки зрения, – пояснил глава МИД Люксембурга Жан Ассельборн, – будет очень плохо, даже катастрофично, если десятки, а может быть, и сотни тысяч сирийцев станут беженцами в результате этих ни с кем не скоординированных бомбардировок».
Реагируя на эти упреки, Путин заявил, что и международная коалиция не запрашивала согласия России, начав бомбардировку объектов в Ираке и Сирии. Остается открытым, правда, главный вопрос: каких объектов – ИГ и «Джебхад ан-Нусры» или умеренной антиасадовской оппозиции? В интервью телеканалу «Россия-1» российский лидер, в свою очередь, упрекнул западных партнеров в том, что те не предоставляют Москве данных о конкретных объектах на территории Сирии.
Примечательно также, что в этом интервью Путин впервые сформулировал главную цель операции в Сирии не как борьбу с террористической группировкой ИГ (это звучало ранее). «Наша цель заключается в том, – сказал глава государства, – чтобы стабилизировать законную власть и создать условия для поиска политического компромисса». Иными словами, решается в первую очередь задача спасения и укрепления позиций Асада с последующим переходом к политическому процессу поиска компромисса с его умеренными оппонентами в Сирии.
Но кого можно и следует считать умеренной оппозицией? До последнего времени в Москве таковой называли объединенные в Координационный комитет группы «мягких» оппонентов Асада из числа интеллектуалов и бизнесменов, в основном проживающих в Дамаске. По преобладающему мнению, назвать их настроенными антиасадовски весьма затруднительно (хотя бы потому, что таковые вряд ли могут оставаться в сирийской столице). Это и не удивительно: некоторые из них являются депутатами парламента, а отдельные – даже входят в состав правительства. В арабских странах, Евросоюзе и США принято называть реальной оппозицией тех, кто находятся и ведут политическую деятельность за пределами Дамаска (в основном в Стамбуле, но и в других столицах). Они объединены в Национальную коалицию, а связанные с ними вооруженные группировки противостоят армии Асада и террористам ИГ непосредственно на поле боя.
В первую очередь речь идет о Свободной сирийской армии (ССА) – подразделениях в недавнем прошлом правительственной армии Асада, перешедших на сторону повстанцев. В своем большинстве она состоит из суннитов, но в ней воюют также и группы алавитов, христиан и других религиозных меньшинств. Другими составляющими антиасадовского умеренного фронта принято считать группировки «Армия завоевания» («Джейш уль-Фатх») и «Южный фронт». Из Эр-Рияда поступает информация о том, что именно эти формирования намерены всемерно поддерживать (финансами и вооружением) арабские монархии Персидского залива. Известно, что такой позиции придерживаются и страны НАТО, четко отделяя их от террористических «Джебхат ан-Нусра» и ИГ.
Если цели борьбы ССА достаточно понятны – против режима Асада, за плюрализм и демократию в Сирии, – то в отношении двух других формирований («Армии завоевания» и «Южного фронта») нередко высказываются подозрения в их «приверженности исламизму» (они выступают за создание в Сирии исламской республики и введение шариата). На самом деле это так и есть. Но… суть в том, что исламисты бывают разные. Например, уже много лет исламисты находятся у власти в Турции (Партия согласия и развития), Судане, а недавно целый год пытались править даже Египтом (партия Мухаммеда Мурси). По сути, это партии и организации, ассоциирующие себя (открыто или нет) с политическим крылом известной международной структуры «Братья-мусульмане». При этом вряд ли их можно назвать «экстремистами» и тем более «террористами». Заметим, что в мусульманских странах фактор ислама пытаются эксплуатировать большинство политиков и в мирное время. Тем более в условиях военного конфликта, когда исламский призыв становится важнейшим инструментом мобилизации.
Именно на эти группировки делают ставки региональные гранды – арабские монархии во главе с Саудовской Аравией – для противодействия своему первейшему противнику в лице «Аль-Каиды» и ИГ. Остановимся подробнее на факторах, которые позволяют относить группировки антиасадовского фронта к разряду умеренных.
Прежде всего от радикал-исламистов их отличает то, что они сформированы в основном из сирийцев, а не из пришельцев-джихадистов. Под знаменем ислама они ведут борьбу за возрождение Сирии в качестве национального государства, а не в качестве территории некоего «Халифата». При этом сражаются они на два фронта – против армии Асада, с одной стороны, и с подразделениями ИГ (во многих случаях и с «Джебхат ан-Нусрой») – с другой. Их заявленной целью стало изгнание джихадистов с территории своей страны. Не менее важно и то, что они готовы к участию на равных правах с другими отрядами умеренного фронта в формировании органов власти (то есть в выборах), предлагая сирийцам свою (разумеется, исламистскую) программу. Они готовы принять нормы демократических процессов и процедур – вместо того чтобы изничтожать «неверных».
Однако арабские и западные источники утверждают в один голос, что по позициям именно этих группировок якобы были нанесены российские авиаудары как минимум в первые дни операции. Москва возражает: удары, мол, наносились по ИГ. Однако из открытой информации следует, что еще весной едва созданная группировка «Армия завоевания» отбила провинцию Идлиб у ИГ, вытеснив оттуда террористов. То же самое произошло и в провинции Алеппо: там в июне повстанцы «Армии завоевания» вытеснили террористов ИГ с большей части территории, ведя бои на два фронта – против армии Асада и ИГ. А в августе «Джебхат ан-Нусра» уступила важные позиции повстанцам. Боевики ИГ развернули и террористическую войну против «Армии»: 9 августа они направили террориста-смертника на толпу бойцов «Армии», в результате чего погибли 50 человек. В том же августе бойцы «Армии завоевания» вытеснили подразделения правительственных войск и отряды «Хезболлах» из основных городов провинции Хама.
Таким образом, согласно открытой и доступной информации, в упомянутых провинциях на момент российских бомбежек не должно было быть подразделений собственно ИГ. Удары, как было заявлено впоследствии в Москве, наносились и по «другим террористическим группировкам». Хорошо, если пострадали боевики «Джебхад ан-Нусры», которые могли просочиться в отдельные районы, накрытые российскими бомбами. Но в целом территория бомбардировок находилась под контролем группировок умеренного антиасадовского фронта, поддержку которым оказывают и арабские монархии Залива, и соответствующие центры ЦРУ в Иордании. Так что вопрос отчасти и лексический – как кого именовать? Отрадно, что на днях российский МИД обратился к западным партнерам с просьбой предоставить координаты расположения ССА. Видимо, чтобы избежать в дальнейшем недоразумений. Надо полагать, что на встрече с Путиным министр обороны Саудовской Аравии имел возможность подробно изложить свое видение ситуации и боевого расклада в Сирии.
На этом фоне арабы и США приступили к срочным поставкам оружия и амуниции обозначенным выше отрядам умеренной сирийской оппозиции. С этой целью заработали «воздушные мосты». New York Times сообщила о просьбах повстанцев снабдить их зенитными установками для борьбы с российскими истребителями. На данный момент, однако, до этого не дошло.
С вступлением России в боевые действия силами ВКС в политическом и военно-стратегическом отношениях ситуация в Сирии начала меняться. Вот как кратко изложил эти сдвиги известный аналитик Вали Наср, декан Школы углубленных международных исследований при университете Джона Хопкинса: «Ранее это была опосредованная война между Ираном и Саудовской Аравией. Это означало, что ни одна из сторон не хотела компромисса, потому что каждая рассматривала исход войны в Сирии как итог некоего соревнования, в котором добивалась только победы. Теперь правила игры изменились и для Ирана, и для Саудовской Аравии, особенно для последней. Теперь она имеет дело не с Ираном, а с Россией».
Задачей российской дипломатии, голос которой еще не заглушен взрывами ракет, должно стать недопущение претворения в жизнь такого рода оценок и прогнозов, когда России действительно будут противостоять в Сирии все региональные суннитские страны при поддержке США и Евросоюза. Именно через это наша страна уже проходила в Афганистане. Не хотят повторения того же и в арабских странах Персидского залива.
