Андрей Кортунов
В ходе телефонного разговора 18 марта лидеры США и РФ Дональд Трамп и Владимир Путин рассмотрели возможность взаимовыгодного сотрудничества в экономике и энергетике. Фото Reuters
Основным драйвером наметившейся позитивной динамики российско-американского диалога выступает стремление президента Дональда Трампа стать главным миротворцем в разрешении конфликта между Москвой и Киевом. Всё остальное, включая начавшееся движение к нормализации дипломатических связей, солидарное голосование в Генассамблее ООН, сигналы о возможном смягчении антироссийских санкций и т. п., так или иначе подчинено одной задаче – добиться хотя бы перемирия на условиях, позволяющих республиканской администрации заявить о своей политической победе. О такой расстановке приоритетов говорит и недавний телефонный разговор двух президентов, и намеченные на 24 марта в Саудовской Аравии двусторонние консультации. Однако предположим, что острый европейский кризис остался позади. Насколько значительны сферы совпадающих стратегических интересов России и США, насколько велик потенциал долгосрочного сотрудничества двух стран?
Контроль над вооружениями
Объективно ни Москва, ни Вашингтон не могут быть заинтересованы в бесконтрольной гонке вооружений. Это очень дорого и очень опасно. Не случайно Трамп предложил сократить военные расходы США, России и Китая в два раза, а Владимир Путин эту идею с готовностью поддержал. Россию и США также объединяет стремление не допускать распространения ядерного и других видов оружия массового уничтожения, равно как и обеспокоенность по поводу футуристических военных разработок, грозящих милитаризацией космического и киберпространства, использованием искусственного интеллекта в военных целях, развертыванием разнообразных автономных летальных систем и другими, пока не вполне предсказуемыми, но явно неприятными для обеих сторон последствиями.
И все же контроль над вооружениями в его традиционном формате едва ли способен вновь стать главным стержнем двусторонних отношений, каким он был с начала 1970-х. Трамп вообще никогда не был горячим приверженцем контроля над вооружениями, о чем наглядно говорит опыт его первой администрации, когда США вышли из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности и фактически отказались от продления Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений. Кроме того, любой новый полноценный формат контроля над стратегическими вооружениями должен быть уже не двусторонним, а многосторонним, учитывающим ракетно-ядерные арсеналы третьих стран.
Региональные проблемы
Теоретически Москва и Вашингтон могли бы плодотворно работать вместе по широкому кругу региональных проблем, включая Ближний Восток, Северо-Восточную Азию, Афганистан, Африку и даже Латинскую Америку. Вероятная мотивация команды Трампа понятна – дальнейшее обострение региональных кризисов потребовало бы значительных вложений Вашингтона в безопасность нестабильных регионов, военного присутствия и даже, возможно, прямого вмешательства США в местные конфликты, чего Трампу хотелось бы избежать.
Однако возможности практического сотрудничества Москвы и Вашингтона по региональным проблемам представляются достаточно скромными. На Ближнем Востоке, особенно после падения режима Башара Асада в Сирии, США явно намереваются ставить Россию перед свершившимся фактом, как это было, например, в случае недавней военной операции против хуситов в Йемене. Африка, судя по всему, вообще не относится к стратегическим приоритетам нынешней администрации. В отношении Корейского полуострова Москва и Вашингтон занимают различные позиции, причем российская сторона связана обязательствами, вытекающими из подписанного в июне прошлого года Договора о всеобъемлющем стратегическом партнерстве с КНДР. То же относится и к Ирану, с которым Россия подписала аналогичный договор в январе этого года.
Экономическое взаимодействие
При условии хотя бы частичного снятия или ослабления санкций определенные перспективы в этой области имеются. США нуждаются в российских титане, уране и даже тяжелой нефти. Американской экономке пригодились бы и российские редкоземельные элементы. В свою очередь, Россия могла бы привлекать из США значительные объемы прямых и портфельных инвестиций, а также наращивать импорт американской продукции – начиная от гражданских самолетов и кончая потребительскими товарами.
Но исторически Москва и Вашингтон никогда не были основными торговыми или инвестиционными партнерами друг друга: даже на своем пике на рубеже первого и второго десятилетия нашего века двусторонняя торговля не превышала 45 млрд долл. Причем американский экспорт в Россию составлял всего около 10 млрд (что на порядок меньше нынешнего импорта России из Китая). Нет оснований полагать, что в обозримом будущем США смогут отобрать у КНР сколько-нибудь значительную часть российского потребительского рынка.
С накопленными прямыми иностранными инвестициями положение ненамного лучше – накануне СВО по этому показателю США (9,2 млрд долл.) уступали не только таким офшорам как Кипр, Бермуды или Багамы, но также целому ряду европейских стран, включая Великобританию, Нидерланды, Францию и Германию. Даже если предположить, что часть инвестиций США проводилась через вышеупомянутые офшоры или через европейских партнеров, цифры не выглядят очень впечатляющими. А вот конкурировать Вашингтон и Москва будут при любых обстоятельствах – на рынках вооружений, углеводородов, продовольственной продукции и т.п.
Научно-техническое сотрудничество
Научный потенциал России в некоторых областях, безусловно, мог бы представить интерес для Соединенных Штатов. А Москва, в свою очередь, могла бы быть заинтересованной в том, чтобы не допустить чрезмерного роста своей технологической зависимости от Пекина. Поэтому на отдельных направлениях что-то вполне могло бы получиться. Например, Россия уже предложила направить совместную с США миссию на Марс в 2029 году. Вполне возможно представить себе крупные совместные проекты в информационных технологиях или в биотехнологиях, в управляемом термоядерном синтезе или в исследованиях Арктики.
Тем не менее если общие отношения между двумя странами останутся преимущественно отношениями соперничества, а не сотрудничества, то этот формат неизбежно будет накладывать жесткие ограничения на масштабы и глубину научно-технического взаимодействия двух стран. Можно предположить, что в отношении Москвы Вашингтоном будет применяться тот же принцип, который применяется сегодня в отношении Пекина – «маленький двор, высокий забор». Только, как показывает практика того же Пекина, сохранить «двор» маленьким при строительстве высокого «забора» у американцев не очень получается.
Гуманитарное измерение
Пусть даже в последние годы образ Америки в российском общественном сознании несколько потускнел, притягательность США полностью не исчезла, особенно на фоне меняющегося отношения россиян к Европе. Вероятно, вполне можно рассчитывать на постепенное возрождение образовательных и культурных обменов, на расширение контактов второго трека между экспертами и между институтами гражданского общества. Не стоит забывать и о том, что именно в США находится самая большая в мире российская (вернее, постсоветская) диаспора, превышающая 3 млн человек.
Но и тут на чудеса надеяться не приходится. В Соединенных Штатах по-прежнему очень сильны антироссийские настроения, и они никуда не денутся ни в ближайшей, ни даже в среднесрочной перспективе.
Да и российский интерес к Америке не стоит преувеличивать. В 2019-м, последнем году перед пандемией, когда в иностранные вузы поступили около 57 тыс. россиян, доля США составила всего 10% из этого числа, значительно уступая Германии, Италии и даже Южной Корее. Примерно такая же картина складывалась и в культурном взаимодействии России со странами Запада. Что же касается столь многочисленной и столь политически разрозненной постсоветской диаспоры, то еще неизвестно, стоит ли ее считать ускорителем или, напротив, тормозом для развития российско-американских отношений.
Новый миропорядок. Тактические интересы Москвы и Вашингтона сегодня во многом совпадают – обе стороны борются против международной гегемонии глобалистов, против засилья космополитических элит, за восстановление национального суверенитета и возвращение к традиционным ценностям. Лидеры двух стран хорошо понимают друг друга, их представления о протекающих в мире процессах близки и очень отличаются, например, от представлений, характерных для руководителей большинства европейских стран или для высших чиновников Евросоюза.
Но за этой ситуативной общностью проглядывают очевидные расхождения долгосрочных интересов. Например, для Москвы дальнейшее укрепление БРИКС – это один из центральных внешнеполитических приоритетов, а для Вашингтона – это серьезный внешнеполитический вызов. Для Кремля снижение роли доллара как основной мировой резервной валюты – естественный и желаемый процесс, а для Белого дома – прямая угроза американским интересам. Для России Китай – важнейший стратегический партнер, а для США – главный стратегический соперник.
Все вышесказанное не означает, что Москва и Вашингтон обречены на вечное противостояние друг с другом и что за очередной «оттепелью» в отношениях с неизбежностью вернутся морозы новой холодной войны. Использовать любые, даже самые ограниченные возможности для российско-американского диалога важно уже потому, что конструктивные отношения между Москвой и Вашингтоном – необходимое, пусть даже и далеко не единственное условие для стабилизации ситуации в мире. Но не стоит строить иллюзий: диалог стал возможным исключительно благодаря личной позиции 47-го президента США. Значит, надо воспользоваться этой возможностью, чтобы уже сегодня начать строить новый, более прочный фундамент для развития наших отношений в будущем.
Дарья Гармоненко