Дмитрий Павлов В ЧЕТВЕРГ Шведская академия объявила лауреата Нобелевской премии по литературе 1999 года. Им стал знаменитый немецкий писатель Гюнтер Грасс. Впрочем, назвать Грасса только писателем - это значит не сказать про него ничего (тем более что в русском языке и сознании слово "писатель" звучит почти синонимом слова "прозаик", а, например, поэт оказывается чем-то другим, особым, тоже вроде бы как писателем, но все же не совсем). А Гюнтер Грасс, может быть, даже прежде всего - поэт, хотя бы потому, что впервые в печати (1956 г.) он выступил именно как поэт, затем - как драматург и только после этого - как прозаик. Собственно говоря, по широте и разнообразию проявления творческого начала и степени реализации личности в различных сферах человеческой деятельности в Гюнтере Грассе есть что-то от титанов-гуманистов эпохи Возрождения (хотя ХХ век, индивидуальное осмысление которого во многом и составляет Тему в творчестве Грасса, гуманистическим никак не назовешь). Ведь кроме уже перечисленного он еще и композитор, художник, скульптор, публицист, сценарист и, наконец, политический деятель...
Сегодня "НГ" публикует стихи Гюнтера Грасса (в переводе Виктора Санчука) из цикла сонетов "Novemberland". Цикл был написан 10 лет назад. Он возник в связи с падением (9 ноября) Берлинской стены и с трагическими событиями того же месяца в городе Мельне, где в результате террористического акта неонацистов заживо сгорела семья выходцев из Турции.
ПОСЛЕ ПРИСТУПА
Страна - вся в насморке.
Грипп входит в ноябре
во двор, приют себе находит
в детворе.
И нам возвратной эпидемией
грозят
микробы, мнившиеся
мертвыми. Наш взгляд
тогда туманится, глаза
слезятся, крови
боясь, бросаемся искать
платки, салфетки;
старинный крик тот, плач, увы,
нам вечно внове,
потом, хрипя, считаем капли
из пипетки.
Проходит приступ. Кашель
делается тише.
На этот раз, похоже, с потом
вышел
злосчастный вирус, канул
в мир легенд.
И в теледиспутах - обрел свой
happy end.
Там за студийными,
сортирными закрытыми дверьми
дебаты: как людье порой
становится зверьми?
ADVENT
Что будет дорожать: бензин, вся жизнь, кредит!
Шиповник в сквере ледяном
один горит, -
на сером фоне - брызги
красных клякс:
припомнишь летний секс, дни
милых ссор и ласк.
Лишь час жила она восторгом
и любовью -
ноябрьская страна. Все ложь,
все стыд. И вот, -
не пенис, - бритое встает
многоголовье
терзать, насиловать - и
крепнет, и растет.
А тот хитрит, тот разбирается
в проценте
участия чужого в нашей ренте,
им бы работать счетною
машиной, -
но ухмыляются в молчанье
за гардиной.
Снаружи Мельн - наш
городишко славный
встречает праздник - как
всегда нежданный.
ЛИСТЬЯ ОПАЛИ
Пустой орех, ореха дерево
пустое.
Полны корзины: мне
чернильной чернотой
невинность скорченную
пачкать. Из настоя
отвара горького здесь вечный
причет мой.
Вот-вот заварится по новой эта
каша.
Зальет асфальт бодягой
социума. Или
неужто вечен островок -
автостоянка наша,
останется? Когда - вновь
в ногу, как учили,
протопают безликие, опять
пустым законом
пренебрегая, - экая помеха!
И руки вскинутся
в приветствии знакомом.
И рев, влюбленный
в собственное эхо,
Заглушит - трах-тах-тах -
смешной далекий звук.
О! Слышишь, вновь упал
орешек: стук!
