Музыка на пределе

	Александр Князев и его виолончель.

В ДЕКАБРЕ в Большом зале Московской государственной консерватории выступает один из самых ярких виолончелистов России - Александр Князев. Последний концертный сезон для него был обычным. Особо выделяются только гастроли в Неаполе и фестиваль камерной музыки Юрия Башмета. Здесь собираются на две недели мастера и погружаются в мир камерной музыки, общения друг с другом. Кульминацией фестиваля для Князева было исполнение струнного секстета Брамса, где он играл первую виолончель, Юрий Башмет - первый альт, а Виктор Третьяков - первую скрипку. В Неаполе Князев сыграл в том же составе струнное трио Шнитке.

Биография Князева складывалась неординарно. Вырос не в музыкальной семье. Но еще школьником добился таких успехов, что был отправлен на Конкурс имени Чайковского и стал самым юным лауреатом. Пять лет назад, в зените славы, выступая в Южной Африке, попал в катастрофу, в которой погибла его жена, прекрасная пианистка Катя Воскресенская, сам он находился между жизнью и смертью.

К тридцати пяти годам Князев сыграл весь классический виолончельный репертуар, сделал несколько переложений для виолончели. Впервые в мире записал, например, знаменитую скрипичную "Чакону" Баха. Играет на органе. Князева часто называют романтиком виолончели. Он может отменить концерт, если не чувствует его в этот день. Такое случалось со Святославом Рихтером.

Недавно Князев начал преподавать в Московской консерватории.

- Александр, о музыке Шнитке сегодня много спорят. Мстислав Ростропович считает, что ее оценят и смогут играть только в следующем веке.

- Это действительно очень сложная музыка. Не все его произведения равноценны. Например, поздние мне меньше нравятся. Но средний "золотой период" его творчества - это великая музыка.

В Неаполе я очень волновался. Условия были жесткие, всего две репетиции - и на сцену. Но прошло все хорошо. Это трио Альфред Шнитке написал почти пятнадцать лет назад, музыка совершенно фантастическая. Плюс фантастические, гениальные партнеры. Когда все вместе на сцене, творится что-то невероятное, рождается чудо. Каждый раз, когда я общаюсь с Третьяковым и Башметом, - это безумное внутреннее обогащение. Иногда я сам даже не замечаю, что внутренне меняюсь. Это заметили мои ученики.

- Часто ли меняется ваш взгляд на уже сыгранную вещь и возникает желание исполнить ее по-другому?

- У меня есть какое-то особое видение сюит Баха. Оно менялось в процессе жизни. Это не только основа основ виолончельного репертуара, это Космос, в который каждый музыкант пытается проникнуть по-своему и к которому можно идти всю жизнь и все равно не приблизиться. Скажем, я записал их всего три года назад, а теперь играю совсем иначе.

Музыка Баха не только безумно красива. "Искусство фуги" - это же сложнейшая математическая задача. Зеркальные фуги, например, чудо невероятное, высшее выражение интеллекта в музыке. Я мечтал сыграть их в этом сезоне на органе и не знал, хватит ли сил. Это безумно трудно. Но все-таки сыграл в Зале имени Чайковского.

- У вас случались неудачные или "провальные" концерты?

- Я с большим подозрением отношусь к музыкантам, о которых говорят, что они всегда играют абсолютно стабильно. Вдохновение не приходит по расписанию в семь тридцать. Великий русский пианист Софроницкий мог выйти на сцену, сыграть отвратительно и уйти. И зал ждал, пока он вернется. Он возвращался, снова играл отвратительно и уходил. И весь зал снова ждал его. А в третий раз он играл совершенно гениально. Да, неровный музыкант, но он мог сыграть две ноты так, что это запоминалось на всю жизнь.

- Часто ли вам приходится играть с "чистого листа", то есть произведения, которые вы никогда не слышали в чьем-либо исполнении?

- Поскольку я почти всегда играю только классиков, то редко. Но вот недавно репетировал "Струну" Гии Канчели. Записей этого произведения у меня не было. Смотрел ноты, поначалу ощущал себя в темноте. Что-то фантазировал, пытался понять... Сыграл "Струну" в Екатеринбурге. Очень красивая музыка.

- Что дает вам преподавательская деятельность?

- Не деньги, конечно. В России музыканты сегодня нищенствуют. За рубежом один мой частный урок стоит раз в десять больше, чем здесь. Главное - удовлетворение, когда видишь, как в твоих руках рождается музыкант. У меня немного учеников, потому что слишком занят. Было пять, сейчас осталось четверо. Одного выгнал - пропустил несколько занятий.

У меня очень жесткие правила - неявка на занятие возможна только по очень уважительной причине. Я очень ценю свое время и время других. Только что отправил двух учеников на международные конкурсы, жду, волнуюсь.

- Уровень, традиции русской музыкальной школы на Западе ценятся очень высоко, почти все великие инструменталисты - выходцы из России.

- Да, русской исполнительской школе свойственна невероятная эмоциональная глубина прочтения. Но поскольку многие музыканты вынуждены были уехать, то сейчас там созданы как бы "филиалы" нашей школы. Например, появилось много немецких великолепных виолончелистов. А почему? В Германию уехали четыре прекрасных русских профессора. Впрочем, правда в том, что есть только две школы - плохая и хорошая.

- О вашей виолончели, этой темно-вишневой красавице ходят легенды. Звучит она потрясающе. Расскажите немножко о ней.

- Это инструмент работы Карло Бергонци, лучшего ученика Страдивари. Когда-то на этой виолончели играл знаменитый Пятигорский, который после революции уехал за границу, потом - столь же знаменитый Кнушевицкий. Вот уже одиннадцать лет она у меня.

- Известно, что она тоже пострадала в катастрофе. Сказалось ли это на ее звучании?

- После аварии ее реставрировал знаменитый французский мастер Ватло. Когда я забирал ее в Париже и попробовал играть, то звук был ужасный. Но мастер заверил, что она постепенно вернется к жизни, не надо торопиться.

И представьте, примерно через девять месяцев она действительно стала прежней, словно родилась заново. А сейчас звучит просто фантастически. Мы слишком много пережили вместе с ней и теперь не расстаемся, этот инструмент стал частью меня.