Майя Крылова В АНГЛИЙСКОЙ церкви Святого Андрея творилось нечто невообразимое. На деревянной сцене теснились группа Opus Posth Татьяны Гринденко и музыканты Вячеслава Гайворонского. Ансамбль древнерусской духовной музыки "Сирин" Андрея Котова и детская хоровая капелла Марии Струве. На хорах разместились капелла музея "Московский Кремль" (под управлением Геннадия Дмитряка) и ансамбль ударных инструментов Марка Пекарского, под потолком висели объемные кубы и инсталляция, похожая на крылья диковинной птицы (художница Анна Колейчук). Дополняла картину видеопроекция портрета Баха. Композитор с олимпийским спокойствием смотрел на зрителей, улыбаясь не менее загадочно, чем "Джоконда" Леонардо. Баху была посвящена самая смелая акция из серии концертов "Бах XXI" - проект "Страсти по Матфею-2000".
Идея проекта, объединившего музыкантов, поэтов, хореографов и художников, ошеломляет своей простотой и дерзостью. Пожалуй, еще никто не создавал коллективное сочинение на основе "Страстей по Матфею", воспроизводя структуру опуса и сохраняя порядок чередования речитативов, арий, ариозо и хоралов. Сделанный в наши дни "комментарий" к Евангелию возник на основе синтеза музыки, поэзии, видео и современного танца. Структура "Страстей" стала своеобразным каркасом, на котором строились причудливые интерпретации. Шестнадцать композиторов, сочинивших арии, были свободны от каких-либо ограничений. Характерный для постмодернизма прием составления целого из разрозненных фрагментов проводил идею: сколько людей, столько представлений о типе сакрального высказывания.
Грандиозное действо длилось больше пяти часов. Большинство номеров было сделано на хорошем профессиональном уровне - в этом немалая заслуга Татьяны Гринденко, музыкального руководителя проекта. Общая композиция была довольно рыхлой (что неудивительно, поскольку первая сводная репетиция состоялась всего за день до акции) и производила впечатление спонтанной импровизации. Однако именно от этого возникало ощущение живого, сиюминутного музыкального высказывания. Прозвучали сочинения самых разных музыкальных стилей. Сочетание бас-гитары, струнного оркестра и духовых инструментов в опусах Ираиды Юсуповой заставляло вспомнить рок-концерты 80-х годов. Алексей Айги использовал для акции написанное прежде музыкальное сопровождение к фильмам Гриффита, построенное на звучании тувинского горлового пения.
Музыка в исполнении группы "4,33" и Сайнхо Намчылак поражала новизной звуковой фактуры. Антифоны Владимира Мартынова в духе григорианского хорала (исполненные ансамблем "Сирин") возвращали к аскетической строгости богослужебных песнопений. Речитативы Евангелистов, написанные Вячеславом Гайворонским, свободные как джазовая импровизация, служили связующим звеном между ариями. Известно, что Бах использовал для хоралов мелодии народных песен. Авторы проекта решили провести прямые аналогии между идеей Баха и современностью. Музыкой хоралов в "Страстях по Матфею-2000" стали мелодии популярных песен. Впервые под сводами церкви звучали: "Лучинушка", "В лесу родилась елочка", "Славное море священный Байкал" и несколько других шлягеров. Написанные коллективом авторов слова проецировались на экран, и публика в зале с удовольствием включалась в общее действо.
Условия, в которые были поставлены участвующие в проекте танцовщики (труппа Татьяны Багановой "Провинциальные танцы" из Санкт-Петербурга и московская группа "Пов. С. Танцы"), мягко говоря, были не очень благоприятные. На пространстве шириной в два метра между массами хора и оркестра с одной стороны и массой зрителей с другой можно было лишь намекнуть на соответствие хореографии отведенным ей по сюжету эпизодам. В этой ситуации определяющим становилось умение хореографов быть не подголоском текстов, но авторами невербального высказывания, расширяющего смысл слова. Танцевальные эпизоды - часть общего замысла, попытка нащупать ту же грандиозную эмоциональную силу, которая воодушевляла эпоху Баха и которую совершенно растеряло искусство на рубеже XXI века.
Два выступления труппы Багановой и одно группы "Пов. С. Танцы"; интеллектуальное понятие, пытающееся стать эмоциональным переживанием. Отправная идея: "И Бог есть текст, а мое высказывание есть текст в тексте", которое желает иметь некое сверхначало. Пластическая "морзянка", избегающая любой определенности по отношению к такому всеобъемлющему "лейблу", как Бог, но в то же время желание почувствовать ту же степень интимности переживания Бога, которая была у Баха в его музыке.
Эту двойственность особенно хорошо передали артисты Багановой - во время их внешне бесстрастных танцев вспоминались слова Галича: начинается день и дневные дела, но проклятая месса уснуть не дала. С добрым утром, Бог, - говорит Бах. С добрым утром, Бах, - говорит Бог. Менее удался эпизод "причастия", из-за конкретности пропеваемого текста хореография воспринималась приложением к репликам об ожидании благой вести, нищете духа и пути к свету, но хорошо получилась "земля крови" - решение, предложенное Багановой, основывалось на ее излюбленном приеме - вплести в жесткую графику танца точную аллегорию. Исполнители работали с ворохом цветочных лепестков, зарываясь головами в пластиковые пакеты, заполненные бутонами, а потом эти бутоны вплетались в женские косы. Что касается "Пов. С. Танцев" - то они предпочли игру с паузами, заполняя ими пустоты между абстрактными метаниями в эпизоде, обозначенном как "Послеобеденный сон Баха", а в сюжете как сон жены Понтия Пилата.
