Нина Горустович
Владимир Высоцкий на сцене Театра на Таганке.
Фото Александра Шпинева
В РОССИИ больше принято праздновать дни рождения. За границей - в Европе и Америке - наоборот, в традицию вошло вспоминать великих в дни их ухода - в годовщины смерти. Но есть люди, день смерти которых не отметить невозможно, потому что их уход из жизни исполнен особого, не менее существенного смысла, нежели их появление на белом свете. Летом 1980 года, в разгар московской Олимпиады, когда улицы столицы были чисты и в смысле полного отсутствия мусора, и в "человеческом смысле" (о том, как чистили Москву от социально чуждых элементов, - пьеса Александра Галина "Звезды на утреннем небе"), умер Высоцкий.
Олимпиада. Жара. Начало последнего, далеко не полного десятилетия, а вернее, даже пятилетки, когда еще сохранялся советский уклад. Владимир Высоцкий был той фигурой, которую, будь у нас такая традиция, давно уже именовали бы величайшим национальным достоянием. Владимир Высоцкий не просто актер, не просто певец. Он тот человек, который стал национальным героем. Он свел воедино в своем творчестве высокую классику, современный, вполне интеллигентский и блатной зековский фольклор, по-своему доказав, что у нас существует особое единство народа - эстетическое.
Похороны Высоцкого, несмотря на то что город был закрытым и, говорят, в электричках проверяли паспорта и без билетов на Олимпиаду поворачивали обратно, превратились в массовое прощание. Молчаливое, трагическое, ибо горе было искренним и панихида потому не превратилась в митинг - сил не было протестовать. Да и против чего, если Высоцкого уже не вернуть?!
Первую книжку, "Нерв", предваряла статья Роберта Рождественского, приложившего немало сил, чтобы книга эта в конце концов увидела свет.
Смерть Высоцкого - повод к рождению очередной мифологии, круг друзей Высоцкого ширился день ото дня (если похороны Высоцкого можно сравнить с похоронами Ленина, то друзья Высоцкого плодились так же, как и те, кто нес с Лениным бревно на злополучном субботнике). "Володя! Ах, как тебя вдруг полюбили со стереомагами автомобили. Толкнешь прошашлыченным пальцем кассету и пой, даже если тебя уже нету!.. Киоск звукозаписи около пляжа. Жизнь кончилась, и началась распродажа". Это - Евтушенко. Высоцкий был четвертым или пятым в их "лужниковско-политехническом", стадионном братстве. Но в отличие от Вознесенского и Евтушенко на стадионах никогда не выступал. Пел в маленьких конференц-залах НИИ и академических институтов, а потом все, кто был там и кто не был, обменивались друг с другом знакомыми фразами и словечками из его песен, песнями Высоцкого "скованные" и "повязанные". Его в отличие от его друзей-поэтов знали и любили, не видя. Но - слыша. Раньше всего полюбив его голос и слово. И прощались 20 лет назад - с голосом и словом. С нецензурированным голосом, с нецензурированным словом - оно было таким, и когда Высоцкий обходился даже без намеков на ненормативный запас русского языка. Он был певцом искренности в неискреннее время. Его надрыв был платой за конформизм миллионов. Он был настолько с о б о й, что его появления в кино или на сцене Таганки, в роли Жеглова или Галилея, были все равно выходами Высоцкого (хотя он был хорошим, даже замечательным актером). Появлялась вершина айсберга, краешек, поскольку замечательный актер - лишь часть феномена Высоцкого, который был, безусловно, великим. Певцом? Наверное, нет. Певцом он был специфическим. Поэтом? Значительным... Он был великим человеком, и это величие время от времени находило выход в той или иной его ипостаси. Великой, например, можно назвать его предсмертную роль Дон Гуана в телефильме "Маленькие трагедии". И т.д.
Вчера в "России" на вечере "Двадцать лет без Высоцкого" были представлены четыре новых диска. На двух записаны песни Высоцкого в исполнении бардов и драматических актеров - Кукина, Никитина, Караченцова, Гафта, Джигарханяна, третий составлен из песен к кинофильмам, на четвертом песни Высоцкого поют иностранцы - на французском, польском и даже иврите.
