На западе Шостакович - первый среди равных

Похороны Шостаковича: Хачатурян целует руку покойного. Слева - вдова Шостаковича, Ирина. Справа - его дети, Максим и Галина; в центре - Соломон Волков. Новодевичье кладбище, 14 августа 1975 г.

ШОСТАКОВИЧ лежал в открытом гробу и улыбался. Много раз я видел его смеющимся, иногда он просто заливался хохотом. Часто посмеивался или саркастически усмехался. Но другой такой отрешенной, покойной улыбки Шостаковича я припомнить не мог: тихое блаженство, словно он вернулся в детство. Словно убежал.

Шостакович любил рассказывать историю о дорогом его сердцу Гоголе: тот якобы даже из могилы своей убежал. Когда могилу вскрыли (дело было в Ленинграде в 30-е годы), то гроб Гоголя был пуст. Потом, конечно, все разъяснилось: Гоголя нашли и водворили на место, ему положенное. Но в самом деле - скрыться после смерти - было для Шостаковича очень заманчивым.

	14 августа 1975 г., у гроба Шостаковича (справа налево): Тихон Хренников, Арвид Пельше, Михаил Соломенцев, Петр Демичев, Арам Хачатурян. Из них только Хачатурян искренне любил музыку Шостаковича. Фото В.Мастюкова

Он убежал, и его больше уже не касался официальный некролог, опубликованный советскими газетами 12 августа 1975 года: "На 69-м году жизни скончался великий композитор нашего времени Дмитрий Дмитриевич Шостакович - депутат Верховного Совета СССР, Герой Социалистического Труда, народный артист СССР, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР. Верный сын Коммунистической партии, видный общественный и государственный деятель, художник-гражданин Д.Д. Шостакович всю свою жизнь посвятил развитию советской музыки, утверждению идеалов социалистического гуманизма и интернационализма..."

И так далее, и тому подобное - чугунные бюрократические словеса. Первым подписал некролог Леонид Брежнев, за ним - Юрий Андропов, далее - министр обороны Гречко. Список из 85 имен замыкает фигура совсем мелкая - Владимир Ягодкин, тогдашний московский босс, попавший в историю русской культуры только потому, что санкционировал уничтожение бульдозерами выставки нонконформистских художников.

На официальной панихиде у гроба Шостаковича 14 августа столпились высокие начальники из идеологических ведомств. Многие из них сделали карьеру, годами яростно обличая его грехи. "Слетелось воронье", - сказал, повернув ко мне бледное свое лицо, близкий Шостаковичу музыкант.

Шостакович предвидел все это заранее. И даже музыку написал на стихотворение Цветаевой, описывавшее "почетные" похороны русского гения иной эпохи - Пушкина:

Тогда, 25 лет назад, слушать на панихиде официальные речи было тяжело. Но вспоминая их сейчас, понимаешь, что каждый из выступавших говорил от души. В итоге прямо у гроба столкнулись разные точки зрения на Шостаковича.

Руководитель Союза композиторов Тихон Хренников настаивал, что Шостакович был настоящим коммунистом. Он и сейчас так считает, о чем не устает повторять в своих интервью. Покойный ныне Георгий Свиридов сказал, что Шостакович был сыном России, порожденным грозными событиями нашей революционной эпохи. И Свиридов тоже душой не кривил, так он и думал: я сам это слышал от него не раз. Родион Щедрин посетовал, что Шостакович не успел довести до конца беспрецедентный в истории музыки замысел создания 24 струнных квартетов во всех 24 тональностях. Щедрин - профессионал до мозга костей, он искренне горевал, что не осуществилась такая потрясающая задумка.

Шостакович был как зеркало: каждый видел в нем себя, свое. Это свойство величайших художников. Потому мы и зовем их "вечными спутниками".

Спустя четверть века после смерти композитора споры вокруг Шостаковича только усилились. Причем разгораются они вовсе не в России. Ведь Россия - литературоцентричная страна. Музыка, балет - это хорошо для экспорта, а на московских или питерских кухнях ругаться будут скорее о любимых поэтах.

На Западе музыкальная жизнь сильнее интегрирована в устоявшийся буржуазный быт. И вдобавок там существует традиция высоколобых дебатов в университетах. В университетских кампусах, как в экзотических оранжереях, растут самые диковинные интеллектуальные цветы: от марксистских до расистских. Это позволяет американскому профессору Тарускину, которого некоторые почитают ведущим специалистом в области русской музыки, провозгласить - в унисон с Хренниковым, - что Шостакович был "быть может, самый лояльный музыкальный сын советской России". Этому же Тарускину принадлежит диковатая идея о том, что своей оперой "Леди Макбет Мценского уезда" Шостакович оправдывал сталинскую политику уничтожения кулачества как класса.

Не менее лихо расправилась с другим знаменитым произведением композитора, его вокальным циклом "Из еврейской народной поэзии", американский музыковед Лорел Фей. Мы-то все наивно считали, что когда Шостакович сочинил эту музыку в разгар антисемитской кампании конца 40-х годов, то это со стороны автора был акт протеста и солидарности с гонимыми. Вовсе не так, поучает Фей: Шостакович хотел угодить Жданову, да просто ошибочка вышла, выбрал "не ту национальность".

Американская публика, правда, на все это обращает мало внимания. Она валом валит на исполнения музыки Шостаковича. В Нью-Йорке в этом году сам собой стихийно сложился целый фестиваль Шостаковича: многие из симфоний, инструментальная музыка, "Леди Макбет". Но в центре внимания оказался цикл всех его струнных квартетов в исполнении лучшего в мире квартета Эмерсон.

Помню, этот же цикл прозвучал в Нью-Йорке в начале 80-х годов: небольшой зал был полупустым. А сейчас у входа люди тщетно выпрашивали лишний билетик. В антракте я видел цвет нью-йоркской интеллигенции: Сьюзан Зонтаг, Дэвид Ремник, Филип Рот... Шостакович стал модным автором.

В чем дело? Откуда такой жгучий интерес к композитору, казалось бы, американским слушателям малодоступному, - ведь он воплотил в звуках ужас и боль специфического советского бытия... Оказывается, эти ужас и боль - эмоции универсальные. И, будучи выражены в звуках трансцендентной красоты, они вызывают ощущение катарсиса даже у внешне благополучной нью-йоркской публики.

Не в этом ли, кстати, причина некоторого охлаждения к Шостаковичу в России? Тут своих проблем хватает. Зачем же еще и в концертном зале душу раздирать...

А на Западе Шостаковича тем временем все чаще называют первым среди равных в семье величайших композиторов XX века.