Таорминские богатыри

ПРЕМИЯ "Европа - театру", учрежденная почти 15 лет назад под патронатом ЕС, явно вступила в возраст зрелости. В последнее время ее все чаще величают театральной "Нобелевкой". Залогом успеха этого своеобразного мини-фестиваля стали, конечно, звездные имена лауреатов, безошибочно подобранные Международным жюри.

Девятым лауреатом стал Мишель Пикколи. Не это ли самое убедительное свидетельство укрепившегося авторитета премии? Решение аномальное: впервые наградой отмечен не режиссер, а актер, тем более актер, ставший знаменитым благодаря кино. 170 фильмов, в том числе снятых Ренуаром, Шабролем, Годаром, Бунюэлем, Хичкоком, Феррери, Беллоккио, говорят сами за себя.

"Я счастлив принять эту премию, но мной владеют противоречивые чувства, - заметил лауреат. - Для меня будущее всегда было интереснее прошлого! А почести приходят в определенном возрасте. Так что, дальше идти уже некуда?"

* * *

Из вердикта Международного жюри: "Мишель Пикколи - фигура европейского масштаба. В нем видишь не международную звезду, для которой границы ничего не значат, но артиста, который берется эти границы преодолеть. Свободный гражданин, он не хотел быть пленником. Вся его жизнь является свидетельством неодолимого желания перешагнуть через границы - национальные и артистические. Пикколи отвергает безразличие. Он никогда не уклонялся от исполнения гражданского долга, наоборот, всегда занимал ясную позицию. В нем соединяются этика актера и мораль гражданина".

Пикколи, как и абсолютное большинство западноевропейских интеллектуалов, не скрывал своих симпатий к левым силам. "Я никогда не замалчивал преступления левых - от бывшего СССР до Кубы, но разве решение состоит в том, чтобы на диктатуру ответить другой диктатурой? В коммунизме была заключена огромная надежда и одновременно колоссальная катастрофа. Но с левыми можно работать, и не будучи коммунистом", - заявил он в Таормине. Естественно, местные журналисты задали ему немало политических вопросов, обусловленных нынешней предвыборной кампанией в Италии. Как и следовало ожидать, больше всего досталось лидеру коалиции правых сил Сильвио Берлускони. Его Пикколи обвинил в попытках подавить истинную культуру и даже несколько раз назвал гангстером. В итоге все это вылилось в "дипломатический инцидент": мэр Катании, представляющий партию Берлускони, отказался официально приветствовать Пикколи и покинул собственный прием, организованный в честь лауреата.

Случилось это как раз после того, как актер в местном театре "Беллини" показал свои вариации по мотивам незаконченной драмы Пиранделло "Гиганты гор". Спектакль был поставлен Клаусом Михаэлем Грюбером в 1998 году специально для Пикколи в Париже, причем все остальные роли играли студенты. Маэстро решил возобновить эту работу на сцене главного театра Катании. Успех был большой, но в возбуждение публику привела не столько грюберовская интерпретация, сколько нетускнеющая харизма большого актера. К сожалению, 75-летний лауреат, продемонстрировал в "Беллини" от силы процентов 20 своего потенциала. Правда, на долю местных школьников, исполнивших все остальные, пусть и крошечные роли, аплодисментов досталось даже больше. На Сицилии по-прежнему любят детей...

* * *

Таорминский мини-фестиваль открыл Хайнер Геббельс, композитор, режиссер, аранжировщик и драматург. В первый день он показал "Max Black", где в роли полноправного соавтора режиссера выступает французский пиротехник Пьер-Алан Юбер. Собственно говоря, пиротехническая партитура спектакля настолько сложна и многообразна, что ни в чем не уступает ни музыкальной, ни драматической линии. Геббельс пускает в ход довольно сложные механические структуры - от перемещающихся по воздуху аквариумов, порой заполняемых флуоресцентной зеленоватой жидкостью, до движущихся по проволоке реактивных устройств, оставляющих за собой хвосты оранжевых искр.

Среди всего этого нагромождения металлического хлама гениально существует великолепный актер Андре Вилмс, изображающий некого абстрактного исследователя. Он то декламирует ничего не значащие математические формулы, то увлеченно извлекает смычком душераздирающие звуки из спиц поставленного на попа велосипеда. Кто этот исследователь - доктор Фауст или Мефистофель, доктор Джекил или мистер Хайд, Человек или Машина - нам так и не дано узнать. В своей лаборатории под всплески искр и бегущие дорожки огня, наблюдая за движением чучела птицы на кружащемся виниловом диске, он, по мысли Геббельса, должен, видимо, открыть законы Истории и Разума, жонглируя текстами Поля Валери и вынесенного в название Макса Блэка. В финале струйка огня живо пересекает сцену и вызывает взрыв, а исследователь Вилмса оказывается под лабораторным столом.

* * *

В 1981 году Мишель Пикколи после многолетнего перерыва, возвращается на сцену. Он исполняет роль Гаева в парижской (театр "Буфф дю Нор") версии "Вишневого сада" Питера Брука.

"В кино в твоем распоряжении все, чтобы быть красивым или уродливым в зависимости от роли, - сказал лауреат в беседе с корреспондентом "НГ". - Свет, точно подобранные костюмы, идеальный грим. Ты - предмет роскоши и одновременно последняя спица в колеснице. Ты исключен из общего творческого процесса - сценария, монтажа и т.д. В театре, наоборот, ты вместе с режиссером участвуешь в создании произведения, в репетициях, во всем. И когда спектакль наконец пошел на сцене, ты - король, ты истинный хозяин. Кино - это упражнение в моментальной фантазии. Театр же для меня - это жизнь. Впрочем, я уже давно привношу немного кино в театр и наоборот".

* * *

По сути дела, Пикколи представил в Катании "фрагменты" последней пьесы Луиджи Пиранделло, который за два дня до своей смерти успел надиктовать сыну заметки относительно того, каким должен быть так и не законченный третий акт. В соответствии с этим завещанием финал "Гигантов" предельно драматичен и жесток: публика, присутствующая на спектакле, убивает Графиню, а ее муж бросает в зал обвинение - "люди разрушили Поэзию мира".

В ожидании нового, которого пока не видно, многие творцы однозначно предпочитают целому волшебную силу "фрагмента". Пикколи и Грюбер, явно следуя логике Ролана Барта, уверявшего, что фрагмент становится абсолютным героем культуры, пытаются сконцентрировать в своих вариациях на темы Пиранделло его поэтику. При этом идея Пикколи поручить роли Графини и членов труппы комедиантов детям обретает особый смысл.

* * *

Алан Платель, вместе с Геббельсом получивший премию "Новая театральная реальность", представил в Таормине свои "Lets of Bach", то бишь "Фрагменты Баха". Девять актеров-танцоров, вместе с которыми на сцене порой появляются трое детей, по воле режиссера-балетмейстера смешивают все мыслимые и немыслимые жанры и краски. Танец (классический, неоклассический, современный), цирк, пантомима, пение, кабаре, гротеск - натурально, здесь есть все. При этом актеры демонстрируют феерическое мастерство и поистине совершенное владение телом.

Платель полтора года отбирал гениальные опусы Баха для своего спектакля. Музыканты, одетые не в традиционные "официантские" фраки, а в нормальную повседневную одежду, занимают свою нишу - некое "кафе" и играют Баха без каких-либо купюр и современных аранжировок, более того, на старинных инструментах. Это театр ярких индивидуальностей, которые упоенно творят спектакль вместе.

* * *

Умело организуя сценическое пространство, добиваясь одновременного сосуществования порой сразу пяти-шести различных площадок, Платель добивается поистине баховской полифонии. Пока под звуки "Хорошо темперированного клавира" певцы в "кафе" закусывают и читают журналы, над их головой среди леса антенн мускулистый негр занимается самоудовлетворением. А на авансцене в это время может идти чисто цирковой номер - метание остро заточенных стальных дисков-фрез в фотопортрет Рики Мартина, укрепленный на дощатой стене, причем сквозь ряды стремительно двигающихся танцоров.

Спектакль Плателя неровный, блестящие номера сменяются там почти студийными этюдами, но есть и подлинные "жемчужины". Так, например, гротескно сочиненный артистами импровизированный митинг четырех граций забыть просто невозможно. Когда актрисы по очереди вырывают друг у друга микрофон, выкрикивают в зал то проклятия, то здравицы в адрес Пиночета и Кастро, Шарона и Арафата, Буша и Коштуницы, поначалу достигается комический эффект, который затем переплавляется в трагический фарс.

Неплоха также посмодернистская версия Кармен, которая гортанно выкрикнув "Quieres que to dea al culo?" лихим движением стягивает вниз юбку и проводит свой танец с голой задницей. Впрочем, в этом номере противоречие между музыкой Баха и хореографией Плателя проявляется весьма определенно. Чувствуется, что режиссеру все-таки не удержаться в рамках великой классики. И действительно кульминационная часть спектакля идет уже под "What if God was one of us", всеобщая вакханалия завершается мужским стриптизом, в ходе которого обнаруживается, что гениталии актера заклеены банальным пластырем. Зал таорминского Дворца съездов ревет, свистит и рукоплещет. Энергия Плателя переполняет зрителей, но Бах как-то незаметно отходит на второй план.

* * *

В "Max Black" Геббельсу, разрабатывающему диалектику другого таорминского лауреата Хайнера Мюллера, действительно удалось показать зрителю музыку, дать ему пощупать текст и послушать магию огня. То, что это игра с навсегда прогнозируемым результатом, продемонстрировал другой спектакль лауреата "Левая рука Гленна Гульда", закрывший таорминские торжества.

Показ этого опуса был очевидной, хотя и не трагической ошибкой устроителей фестиваля. Сорокаминутное созерцание кожи, физиологических деталей, передававшихся на макроэкран в огромном увеличении при помощи микротелекамеры, не доставило удовольствия даже искушенной публике.

Наиболее радикально настроенная ее часть покинула зал, не дождавшись получасовой сцены с измерением частей лица и их последовательным заклеиванием пластырем. Профессиональным критикам пришлось, однако, досидеть до конца, чтобы потом обосновать виртуальное путешествие доктора Геббельса по левой ноздре в изысканных терминах театроведения. Впрочем, и они в спешке покидали зрительный зал с постными лицами, надеясь компенсировать нанесенный режиссером ущерб в ходе заключительного банкета.