Строим "Сольнеса"

Татьяна Ахрамкова - ведущий режиссер Театра Маяковского, автор знаменитых и, что важно, кассовых спектаклей: "Кин IV", "Чума на оба ваших дома", "Шутка мецената", "Не о соловьях". Проработав в Маяковке почти пятнадцать лет, режиссер наконец-то "дошел" до своей мечты - до постановки самой пронзительной и самой непростой пьесы норвежца Генрика Ибсена "Строитель Сольнес". Премьера - завтра.

- Они "приятны во всех отношениях". Как худрук и как мужчина он ведет себя чрезвычайно достойно. То есть все берет в свои руки: занимается репертуаром, знакомится с труппой, с условиями жизни артистов, отсматривает репертуар.

- Нет, наоборот, он всячески пытается поддержать мои постановки, ищет информационных и прочих спонсоров.

- Да. В театре много заделов, все по углам что-то репетируют, и он это поощряет. Беспокоится за филиал, который, кстати, Гончаровым создавался как полигон для экспериментов, а теперь стал обычной прокатной площадкой. Так что после "Сольнеса" мы займемся Сретенкой.

- Эта пьеса - из величайших в мировом репертуаре. Как сказал Хейфиц, "когда "Сольнеса" берут в репертуар, собирают лучших артистов". Это пьеса того же уровня, что и "Гамлет", что и "Фауст", что и Чехов. Для меня по крайней мере. Но "Сольнес" для меня - это еще и такой норвежский вариант "Лолиты" в самом высоком смысле слова. Речь идет о творческом тупике художника, и мы пытаемся разобраться, что такое тупик: остановка для осмысления или действительно тупик, и что из него выводит.

- Ничего нового я говорить не собираюсь, поскольку из тупика, как и всегда, выводит только любовь. В "Сольнесе" эта любовь, скажем так, непростая. В критический момент в дом к строителю попадает девчонка - ну, приземляется просто как инопланетянка - и тут начинается самое интересное: кровь закипает, жизнь бежит и все такое. Но, счастье и радость пугают - они слишком велики для человека. От них шаг до гибели. Что и происходит.

- Там ведь не только страх перед творческой немощью - там страх перед молодым поколением, которое наступает на пятки. Страх быть немодным, несовременным, не попадать в ногу. А это наши современные фобии, от которых никто не застрахован, правильно? Что касается меня, я испытывала что-то похожее, но со стороны молодого поколения - по отношению к моему учителю Гончарову в первую очередь. Поэтому я хочу посвятить спектакль всем великим строителям ХХ века. Там и так полно цитат и парафраз из Феллини, Висконти, из Фрейда, из той же "Лолиты". Конечно, я пытаюсь исследовать пути выхода из тупика. Больше всех в этой ситуации мучается сам Сольнес - актер Леонид Кулагин. "Диалог с Богом" ему дается со страшным трудом - тем паче, что он человек верующий. А вообще эта пьеса местами что минное поле: пройти по ней и не пропасть очень сложно.

- Это Маша Машкова, дочка Владимира Машкова и Елены Шевченко, ей еще нет шестнадцати, она не актриса, но ее юность и органика не требуют игры, а говорят сами за себя. Она ребенок, который попал на площадку, и это было принципиальным решением. Поэтому ее переиграть невозможно - ну, как животных. У нас есть в спектакле черепаха Кузя (вернее, черепах) - так вот, Маша - она как черепаха: ни одной фальшивой ноты. Я вообще считаю, что она - открытие для театральной Москвы: если, конечно, сцена ей понравится и она станет учиться. Хотя со мной, как я говорю ей в шутку, она уже прошла два курса ГИТИСа.

- "Сольнеса" переработал один молодой московский поэт, так что в результате получилась даже не литературная редакция, а что-то вроде размышлений на тему сегодняшних проблем художника: с чем его едят и, главное, как его едят.

- То есть благодаря этому пьеса вышла еще и о том, что случается с художником, когда он превращается в изолированную и самодостаточную систему. Когда, иными словами, художник сам загоняет себя в угол. Да, Сольнес листает новые журналы по архитектуре, он изо всех пытается успеть на уходящий поезд, но все это происходит через силу, ему приходится ломать себя, свои правила и привычки.

- Конечно! Это ж проблема нашего времени - или ставь на себе крест и сажай картошку, или осваивай новые технологии и двигай дальше. Пример для меня в этой ситуации - покойный Григорий Горин, который легко пересел за компьютер, да так, что его из интернета вытащить не могли, и адская машина стала чуть ли не точкой раздора в его семье. Но цивилизацию-то не остановишь, да? Просто надо не забывать, что есть еще культурный космос, где сохраняется, как в компьютере, все. Это, кстати, тоже один из выходов из тупика.

- Кулагин - актер чрезвычайно гибкий, что называется, "пластилин": ловит замечания, ждет их, талантливо распределяет. Артист он востребованный, на ТВ прежде всего. А в Брянск он сам себя сослал, когда понял, что не хочет быть в постоянной труппе. Увлекся режиссурой, уехал в Брянск, откуда он родом, где и возглавил театр. Так и живет на два города.

- Это строил Станислав Морозов, работавший и с Эфросом, и с Фоменко. Все делает своими руками - бегает по Москве, покупает материал, чертит, кроит, рисует, носится по цехам, смотрит на костюмы, которые делает Маша Данилова, - как они на фоне его домиков покажутся.

- Помимо Малера и Нино Рота у нас поработал Алексей Щелыгин, который и раньше со мной работал, так что на сцене играет живой оркестр, он же бродит по залу, он же играет в фойе, пока всех не "достанет". Тут Сольнес и бросает в тубу мокрую тряпку. Мол, заткнитесь.

- У нас вышел "сегодняшний ракурс" - с учетом того, что наросло в культуре. Мы попытались доказать, что Ибсена можно играть и под Малера, и под "Амаркорд", и под Щелыгина. Со старым профессионалом Кулагиным и с юной до безобразия Машковой.

- И с черепахой. Просто только так что-то и может в наши дни на театре получиться.