Антон Красовский Замысловатые сережки, перстни, какая-то дурная кепка, майка с бен Ладеном и огромные южные глаза - вот он Серебренников Кирилл - маг современного театра, нахаленок ростовских улиц, реформатор сценической речи. Его предыдущий спектакль "Пластилин" начинался со слова "отсоси" и заканчивался фразой "я обоссался", нынешний - куда хлестче - "х....й" начинается, да и кончается ей же. Вроде бы ужас-ужас, но Серебренников не стесняется, наоборот - заставляет артистов отчетливо артикулировать каждое бранное слово, каждый нецензурный звук. Отказавшись однажды ставить классику, выискивает где-то невиданные досель тексты и потчует ими раскрасневшуюся от напряжения публику. Это его концепт. Его сладостный срединный путь. И "Откровенные полароидные снимки" - нынешний его спектакль - на этом пути словно указатель: направо пойдешь - до фига найдешь, а налево пойдешь - еще больше огребешь. Серебренников чует это своим яростным природным чутьем, смело идет дальше и роет, роет вглубь, до нежных прожилок души, до умиротворяющих слез.
"Снимки" эти придуманы несколько лет назад английским драматургом Марком Равенхиллом и вместе с русифицированной ранее пьесой "Shopping & Fucking" составляют единую смысловую композицию, монументальный срез человеческих пороков и надежд. И там и тут прекраснодушные гомоперверты, вожделение, непереносимая боль, надежда и отчаяние. И там и тут - кучи дерьма, мата и беспросветных грубостей. И там и тут - жизнь как она есть, безо всякого сна - одна лишь голая неутешительная серость, будни и болезни.
Серебренникову это нравится, он все выплескивает на сцену, слегка лакируя реальность, смягчая горе ироническим смехом, а ненависть - смешным оборотом. В красном кафельном квадрате копошатся неприятные люди, по стенам мерзко сочится вода, в целлофановом пакете отдыхает покойник, но нам все кажется очень красивым, ярким и заманчивым. Напоминает модные съемки из молодежного журнала - вроде бы глянец, а вроде бы и нет. Что-то среднее, не поймешь. Вот молодой гей умер от СПИДа (этого не говорится, но мы понимаем, что именно от него), должен бы лежать себе тихо, а он - уже покойником - требует от своего любовника доставить ему последнее сексуальное наслаждение. И несчастный, превозмогая страх и боль, тянется рукой к заветной цели. Или вот вышедший на свободу убийца-анархист пришел к своей бывшей любовнице. А та - член районного совета и совсем его не ждала. Но все равно раздевается и ложится на спину. А вот подруга гомосексуальной парочки - ее вечно бьет приятель, но она идет к нему и любит его, и надеется на завтра. Это не чернуха, это - бытовуха. Чуете разницу? Чернуха - это когда все плохо и хорошо не бывает. Бытовуха же - это радость в гадости. Солнце черт знает в чем, откровенность за предательство. Бытовуха - прекрасна, честна и невероятно перспективна. В ней нет и тени маргинальности, она всемирна и всепоглощающа. Ее идеал - раздетый и разнузданный Семен Семеныч Медведенко, вечно думающий о деньгах, папашиных лошадях да девочках-подростках. Только тут - в бытовухе - он не смешон и не страшен, он обычен и интересен. Со всеми его трещинками. Серебренников знает это и режет по живому.
Кто-то (я даже догадываюсь кто) возмутится очередным появлением на сцене лиц со сверхъестественной ориентацией - мол, задавим гадину на ее корню. Любимые мои, выпускницы и выпускники, да ведь не виноват же Равенхилл в том, что быт этой части народонаселения знаком ему лучше, чем, скажем, растрепанный домострой или богемное многоженство. Чем династии алкашей-сталеваров или неполные семьи учительниц по химии. Представьте, что герой Анатолия Белого не стриптизер из России, а какая-нибудь шлюшка - Зоя или Анжела - и все у вас устроится, ваш миропорядок оживет и завертится. И как только это произойдет, вы сообразите, что для Серебренникова разницы тут нет никакой: просто так вышло, просто мальчик живет с мальчиком. А мог бы с девочкой. Это не манифест, не гимн - это кусочек настоящей жизни, где есть и такие вот дядьки - в шортиках в облипку и чудным маслянистым взглядом.
Подлинность - вот к чему стремится Серебренников. Правда - смысл его деятельности, задача творчества. Ради достоверности он готов пойти на все: колбаситься до потери пульса, обвешаться колечками-фенечками, философствовать, материться, переписывать пьесы, переселять героев из Англии в Россию. Иногда хочется его попридержать: "Кира, Кира, обождите, не так стремительно, можно и оступиться". Но он не слышит и бежит, бежит. По своему срединному пути - к истине, к свободе. Спешите видеть или даже снять. Хотя б на полароид.
