Дарья Коробова -Как получилось, что ты не работаешь ни в одном из больших репертуарных театров?
- Как раз сейчас начинаю. В августе я готова приступить к репетициям постановки "Мата Хари" в Театре Станиславского. Мы задумывали этот спектакль для Театра Моссовета, но выпуск по разным причинам затянулся на полтора года, и в конце концов я приняла решение оттуда уйти. Тем более что в главной роли - Ирина Гринева, одна из ведущих артисток театра Станиславского, да и атмосфера там более демократичная. В других ролях - Виктория Толстоганова, Артем Смола, Анатолий Белый.
- Но ведь эти актеры тебе не чужие, они из твоей команды.
- Да, и это очень приятно. Мне вообще кажется, что нужно побеждать на своей территории. Хотя проблем в работе с незнакомыми артистами у меня нет. Например, в Пензе у меня было шесть недель на выпуск спектакля "Маленькие трагедии" и совсем неизвестная труппа. Или во Франции, где я ставила пьесу Казанцева "Братья и Лиза", - другой язык, другая культура. Или телеспектакль "Яма" по Куприну с Людмилой Чурсиной...
Но все же своя команда - это другая степень взаимопонимания, общее ощущение времени, поколения. Прекрасно, что у нас есть возможность развиваться вместе. Сейчас мы переходим на большую сцену, на другую драматургию, а компания та же. Интересно, как мы вместе возьмем эту планку. К примеру, у Артема Смолы в "Мата Хари" будет очень серьезная работа - персонаж, которого, по идее, должен бы играть сорокалетний артист. Да, можно пригласить такого. А я хочу дать шанс молодому артисту встать на новую ступень.
- Ты никогда не частишь с постановками и очень осторожно выбираешь драматургический материал, причем каждый раз очень неожиданный: сперва Марк Равенхилл, затем Альфред де Мюссе, потом Ксения Драгунская.
- Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что выбирала материал правильно именно потому, что он совершенно разный. Мне нравится искать новый язык через новый материал. Для меня первична литература, она предлагает разные коды, разные ключи, разную игру. Кажется, это правильный путь. Равенхилл - современный, жесткий, динамичный. Мюссе - для меня это шаг в сторону Гринуэя, визуальной изобразительности, изысканной музыки, пластики. Текст Драгунской "Ощущение бороды" - строго говоря, вообще не пьеса, а ритмизованная проза. Непонятно было, каким ключом ее открывать, какой игровой ход искать.
- Сейчас твои планы связаны в основном с новейшей драматургией.
- Да, мне все интереснее идти в этом направлении. Хотя все мои мысли последнее время были заняты не новой драмой, а музыкой, рок-фестивалем "Нашествие", режиссером-постановщиком которого я являлась. Впервые в истории фестиваля появилась такая должность! Когда понимаешь, что твоих зрителей примерно сто тысяч, согласись, адреналина прибавляется. Вообще я очень люблю качественную русскую музыку. Мой отец был музыкантом, я выросла в этой среде. Вначале он был ударником-джазистом, потом соло-гитаристом, играл в московской рок-группе "Аргонавты", а потом всю жизнь работал артистом Росконцерта. Мои первые в жизни гастроли были в шестнадцать лет, с отцом и его музыкантами: ночные джем-сейшены, восторг публики, девочки, влюбленные в моего папу. А теперь, подумать только, одно из самых крупных событий в русском роке - "Нашествие". И я - непосредственный его участник. Есть в этом какой-то нереальный пируэт судьбы. И для меня это очень важно.
- Как ты сделалась режиссером "Нашествия"?
- Руководители "Нашего радио" смотрели спектакли "Центра драматургии и режиссуры под руководством Алексея Казанцева и Михаила Рощина", в том числе и мои. А я являюсь поклонником радиостанции, слушаю "Наше радио" со дня основания, знаю все группы, все песни наизусть. Вообще я радийный человек - телевизор не переношу, а вот радио слушаю круглые сутки. И мне давно хотелось познакомиться с теми, кто делает эту радиостанцию, так как саму ее идею я нахожу чрезвычайно правильной. Это очень похоже на то, что мы делаем сейчас в новой драме. Такой позитивистский, что ли, подход. Одно время все говорили, что нет современных пьес, писать их не умеют. Если режиссеры корежили тексты, виноватыми в плохих постановках оказывались драматурги. Что делать? Ставить американские бульварные пьесы или в сотый раз интерпретировать классику? Несерьезно. Я считаю, что у нас есть и новая драма, и звезды драматургии, пишущие прекрасные пьесы. Надо говорить об этом, давать нашим современникам карт-бланш, они поверят в себя и действительно станут лучше.
- Ты работала режиссером-ассистентом с Петером Штайном и Декланом Доннелланом. Сама пришла или тебя пригласили?
- Конечно, пригласили. К Штайну был очень жесткий кастинг, искали молодого режиссера, свободно владевшего немецким языком. Я им как раз владела свободно, к тому же только окончила ГИТИС. Работа была очень серьезной и тяжелой: репетиции с мастером, световая и звуковая партитура спектакля, сведение в одно целое шести переводов "Гамлета". Это была сумасшедшая ответственность. А чего стоил перенос постановки в цирк! В цирке драматические спектакли не играли со времен Мейерхольда, и наш опыт с "Гамлетом" - уникальный. Я и по сей день занимаюсь поддержанием этого спектакля в живом состоянии. Вот уже совсем скоро, в сентябре, едем на большие гастроли в Японию.
- Это была ценная практика?
- Очень. Школа невероятная. Штайн - грандиозная личность, настоящий европейский энциклопедист. То, как он мыслил, ощущал материал, какую планку задавал, - все это было очень масштабно.
- Ты один из немногих людей, кого я рискнула бы спросить о карьере. Возможно ли говорить об этом понятии в театре и режиссерской профессии в частности?
- Не знаю. Наверное, к искусству все же неприменим такой термин, как карьера. Скорее можно говорить о личном промоушене, но я как раз меньше всего этим занимаюсь. Не пытаюсь как-то специально одеваться, не стремлюсь публиковать свои фотографии на обложках.
- Речь даже не об имидже, а о возможности продать себя как профессионала - в хорошем смысле.
- К счастью, я не испытываю таких затруднений - предложений очень много. Но интереснее заниматься тем, что придумал сам - от и до. Нет смысла ставить спектакли только ради того, чтобы работать режиссером. Хочется, чтобы каждый спектакль был проектом, открывал что-то новое для меня самой. Мне нравится работать в "Центре драматургии и режиссуры", нравится быть одним из его руководителей - наверное, в связи с этим можно говорить и о карьере...
- Предложи тебе еще что-нибудь новое - ты не откажешься. Отчего это - от желания все знать и уметь?
- От жажды жизни. Больше ничего не могу прибавить. Сейчас, кстати, собираюсь снять кино.
