Николай Песочинский "Дядя Ваня" - четвертый спектакль Льва Додина по пьесам Чехова, идущий сейчас на сцене Малого драматического театра - Театра Европы. Додин отказывает персонажам чеховских "сцен из деревенской жизни" в праве стать драматическими героями и отказывается увидеть в их нытье, капризах и интрижках то метафизическое измерение, которое они сами себе приписывают и какое им доверчиво приписала театральная традиция. Спокойное, романное, повествовательное течение действия охлаждает, дистанцирует, отчуждает страсти, надежды и самомнение всех чеховских персонажей, включая тех, кого принято было во всех постановках романтизировать: и Войницкого, и Астрова, и Елену Андреевну, и Соню. "Человеческое", "слишком человеческое" выходит на первый план, и режиссеру неинтересно всматриваться в свою излюбленную глубину.
Додин оставляет своим персонажам одно - реалистическое - измерение, что в сегодняшнем театре можно считать почти приговором. К любому тут относится замечание Елены Андреевны: "Мир гибнет от ненависти и вражды", партитура действия пролегает между мелочами отношений, точками недоверия, упреков, зависти, непонимания всех и каждого на сцене. Так красиво говорят, позируют, знают себе такую цену┘ Но режиссер обнаруживает драматический тупик как раз в обычности, бесхитростности и мелкости людей и их историй. В спектакле практически нет музыки. Оформление сцены Давида Боровского подчеркнуто, даже саркастично простое: деревянная стенка сзади, стулья и огромные снопы сена над головами действующих лиц.
На таком обыденном фоне, с начала до конца спектакля довольно комическим образом представлена история "романа" между Астровым и Еленой Андреевной, вызывающего ревность Сони и Войницкого, недоумение Серебрякова. Очень простой и понятный многоугольник сыгран как один из незначительных житейских сюжетов. Много раз пытаются оглушить себя водкой и вином как раз "положительные" Войницкий, Астров, Елена Андреевна, и тут опять снижение драмы. Недаром же Астров говорит, что никого не любит и "становится пошляком". И становится. Желает попросту договориться с Еленой Андреевной о месте интимных встреч и не способен понять отказа уединяться с ним на природе, в лесничестве. С иронией играют и Петр Семак - Астрова, и Ксения Раппопорт - Елену Андреевну, и Игорь Иванов - Серебрякова. Их падение - в обычность, в обыденность. Войницкого Сергей Курышев тоже играет на первый взгляд смешно: он похож на утонченного музыканта, артистичный, язвительный, вечно навеселе, с брезгливой маской на лице, он умеет цветасто выражаться, тщательно отбирает эффектные фразы и позы, жалеет самого себя, но любит роль неудачника, почти блаженного: дядя Ваня с портрета Ван Дейка. Начав с комедии обыденных ссор, Додин в конце приводит чеховский сюжет к мрачной точке остановившегося времени. В большей же части действия режиссер проявляет тот самый феномен чеховской "комедии в драме", над поиском которого сто лет бьется режиссура.
Многозначительное, преувеличенное, чувствительное осмеяно. Елена Андреевна напяливает на Войницкого свою широкополую шляпу, и в ней он напыщенно страдает. Maman Мария Васильевна любовно гладит клюкой галоши Серебрякова. Увлеченные друг другом Астров и Елена Андреевна все время оказываются застигнутыми врасплох даже не один раз, как у Чехова, а два, причем во второй раз - целой толпой во главе с Серебряковым. Последовавшее за этим прощальное пожелание профессора "делать дело" обращено Астрову и воспринимается двусмысленно. Финальные причитания помертвевшей Сони про небо в алмазах: "когда наступит наш час, мы покорно умрем" - кажутся бессмысленным бредом.
Санкт-Петербург
