Людмила Филатова На пресс-конференции, посвященной предстоящим премьерам, Александр Галибин анонсировал свой новый спектакль как «семейную историю». То, что режиссер, известный в Петербурге как мастер сложного, метафорического спектакля, склонный к символизму и обобщениям, любитель современной драмы («Ла фюнф ин дер люфт» А.Шипенко, «Карамболь» Ю.Князева и др.) решил обратиться к пьесе Ибсена – это само по себе интрига, а уж «мысль семейная», да еще на таком материале┘ Ставить «Нору» после Остермайера и Бычкова – шаг решительный. Чтобы вступить в борьбу с предшественниками, а также и с жесткой конструкцией пьесы, нужен был четкий, ясный режиссерский замысел, чтобы авторское высказывание не оказалось подчинено пьесе-дискуссии о феминизме.
Это отчасти Галибину удалось. Мысль, положенная в основу интерпретации, легко прочитывается и звучит примерно так: мы не знаем, каково истинное лицо живущего рядом, и прозрение порой слишком больно. Многое из того, что происходит на сцене, подтверждает эту концепцию: например, перед тем, как предстать перед зрителем, каждый персонаж останавливается за мутноватым стеклом дверей, и видны лишь смутные силуэты, лиц не разглядеть, все зыбко, неверно┘ Спектакль начинается вопреки ремарке не с радостной возни с рождественскими подарками – в полумраке, под искусственную музыку (как из заводной игрушки) движется по кругу точеная женская фигурка. Голоса по трансляции бесстрастно, равнодушно читают текст первых реплик. Но┘ Вспыхивает свет – и начинается совсем другая история. Наверное, ее можно назвать «семейной» – но ни к Ибсену, ни к заявленной самим же режиссером теме она уже не имеет никакого отношения.
Перед нами типичный интерьер в доме современного банковского служащего, как будто скопированный со страниц каталога гипермаркета «ИКЕА» (сценография М.Азизян): дерево, стекло, удобная мебель. Холодноватая «глянцевая» красота. Повсюду – детские игрушки: мишки, куклы, волчки, даже маленький велосипед. В этом новеньком, чистеньком мирке живут супруги Хельмер: «большой ребенок» Торвальд (Дмитрий Воробьев), как будто не наигравшийся в детстве и воспринимающий все вокруг как кубики и паровозики, и его жена Нора (Ирина Савицкова), сильная, умная красавица, которая с самого начала чужая в этом «детском мире». Ирина Савицкова – актриса мощного темперамента, одна из немногих на современной сцене, кто способен играть трагедию, но проблема в том, что она играет ее с первых минут спектакля. Совершенно неясно: что у нее общего с инфантильным, трусоватым мужем? Почему она живет с ним? Почему вообще такую женщину волнуют какие-то чеки, подписи?.. Эта Нора – цельное существо, ее образ абсолютно статичен. Меняются лишь костюмы и внешний облик актрисы: в финале, который ясен сразу (наверное, даже тем, кто пьесу не читал), кудряшки сменяются гладкой деловой прической, и вместо свободной туники – «комиссарская» шинель. Когда звучит фраза: «Я ухожу от тебя, Торвальд!», это воспринимается как долгожданное и давно назревшее решение, а не переворот в сознании. И когда в знаменитой сцене разговора между мужем и женой рабочие сцены начинают на глазах у зрителей разбирать декорацию (прием, завещанный А.Эфросом), хочется сказать: «Наконец-то!»
Таким образом, спектакль лишает Нору главного: того самого прозрения, на чем, собственно, и должно было строиться все остальное. О брошенных детках все как будто забыли – немудрено, ведь все персонажи, окружающие Нору, – младенцы рядом с ней. «Маленькая старушка» Кристина (блестящее исполнение Татьяны Кузнецовой), гаденько предавшая подругу, «маленький человек» Крогстад (Игорь Волков), ненадолго захвативший власть над Норой – и сам пребывающий в панике от этой власти┘ все они как-то мелки, смешны и просто не могут быть сопоставимы с героиней. Возможно, так и было задумано – истинная, не «кукольная» красота несопоставима с красивостью пестрых полок детского универмага. И все же. Мораль «семейной истории» – женщины, ищите равных себе! Для Ибсена и Галибина – маловато.
