Дарья Клинг
Всего девять лет отделяет американскую постановку документальной пьесы американского драматурга и феминистской активистки Ив Энцлер «Монологи вагины» от перевода и официальной, то есть авторизованной постановки на русской сцене. Культурный же барьер представляется гораздо более серьезным.
Не исключено, что вполне тривиальная для политкорректного западного мира, открывшегося в 70-е голосам разнообразных расовых и культурных «Других», феминистская риторика шокирует массового российского зрителя.
Монологи, записанные Ив Энцлер, картографируют женский телесный опыт: психологические травмы, связанные с половым созреванием, родительскими предрассудками и семейным насилием, изнасилование, лесбийский опыт, роды, но и обучение науке наслаждаться, понимать себя, любить других и давать жизнь.
Три женщины в черном на красных стульях в темной комнате. Антураж одновременно глянцевого журнала и кабинета психоаналитика. Самопознание и реабилитация женской сексуальности в русской речи. Переводчику Василию Арканову приходится осуществлять сложный лексический выбор, чтобы научить вагину говорить по-русски.
Эвфемизмы и иносказания должны отступить перед прямой речью героинь, производящих афоризмы типа «чтобы любить вагину – нужно любить волосы», «моя вагина желает шоколада, доверия и красоты», «клитор нельзя потерять, клитор это ты сама». Переводчику приходится создавать неологизмы типа «вагинофакт» и «вагиногеография» и пополнять язык женского опыта за счет матерного. Хитовый эпизод спектакля, помимо дивертисмента оргазмических стонов, собранных и классифицированных работницей сферы сексуальных услуг, – работа с залом над реабилитацией великого и могучего слова из пяти букв, которое на заборах пишут не так часто, как то, что из трех. А это, согласитесь, дискриминация. Актриса театра имени А.С. Пушкина Вера Воронкова, выглядящая а-ля Марлен Дитрих, скандирует «П-П-П», как паровоз, «ПИ-ПИ» и далее по тексту. Честно говоря, зал не отвечал ей стройным «Ура!».
Мужчины, приведенные на спектакль своими подругами, явно мучились и нуждались в неусыпной поддержке. Один из них, созерцая в фойе перед началом спектакля видео, в котором скольжение по поверхности женского тела перемежалось видами окровавленных тампонов: «Знаешь, мне здесь грустно». Пришедшим стайками барышням было веселее, «Монологи вагины» явно поддерживали их групповую идентичность. Редкий зритель представлял собой опыт углубленного самопознания и попытки понять различия мужского и женского опытов. А ведь благодаря пьесе Ив Энцлер сделать это зрителю не так сложно, как ее героиням – приблизившимся к пониманию своей женской сущности на склоне лет и вынужденным созерцать свою вагину в зеркале, уже борясь с артритом.
Спектакль движется от анекдотических подробностей полового созерцания через «монолог вагины разгневанной» к своей патетической кульминации – заключительному монологу бабушки, прозревшей все универсальное могущество вагины на родах своей внучки. «Вагина – как сердце, – говорит она, – живое, пульсирующее. Оно впускает в себя мир и выпускает в мир из себя, оставаясь собой».
Представление «Монологов вагины» русскому зрителю нельзя счесть событием исключительно театральной жизни. Пьеса эта и на Западе не могла иметь просто театрального успеха: в свое время Ив Энцлер для ее раскрутки пришлось привлечь к участию не только актрис, но просто известных женщин: Опру Уинфри, Джейн Фонду, Гленн Клоуз. Доверие зрителя говорящему «о своем, о женском» невозможно завоевать лишь достоверностью артистической игры, говорящий должен быть авторитетом, реализовавшейся и социально успешной личностью. Кроме того, театральный потенциал пьесы заботливо ограничен авторским диктатом: режиссеру запрещено задействовать больше или меньше трех актрис, одевать их в какие-либо другие цвета, кроме черного, использовать декорации.
Западному феминистскому движению уже за тридцать, и оно прошло долгий путь от элитарного «Второго пола» Симоны де Бовуар к анонимному хору «Монологов вагины» Ив Энцлер для массового зрителя. Но вопросы остались. Как избежать нарциссизма и эксгибиционизма, переводя рефлексию женской телесности из интимного пространства психоаналитического интервью в публичное пространство театра? Как разбавить кровожадный феминистский пафос юмором? И с русской постановкой их стало больше.
Возможен ли русский зритель этого спектакля, сугубого продукта западноевропейского движения за женское раскрепощение?
