Майя Мамаладзе
Герои Вячеслава Дурненкова как будто бы сошли с картин художника-передвижника.
Фото Михаила Гутермана
Для разговора о Вячеславе Дурненкове у рецензентов обычно припасен Сорокин, и вся фантасмагорическая линия русской литературы забывается. В поставленных в «Практике» «Трех действиях по четырем картинам» в полной мере проявляется виртуализация реальности – одна из главных примет манеры Дурненкова. Юродивая нищенка говорит фразами типа «все в цифирь переведут» и «ох, тяжела ты, плата материнская». И кажется неподъемным для постановщика финал, когда все слова пьесы превращаются в разбойничий посвист.
По пьесе, в Петербурге квартирует литератор Николай Ледащев, слегка известный, но мечтающий о большем, о написании романа. Когда того не случается, он едет в глушь, в деревню, на родину.
Как проявляется в спектакле режиссерская воля Михаила Угарова? Роман, который мечтал написать Николай, так и остается в виде чистого листка бумаги. «Юродивая баба» превратилась в сумасшедшую математичку. Половина комнаты, в которой обитает Николай Ледащев, превращена в видеоэкран, и персонажи пьесы на сцену переходят с экрана. С помощью видео материализуются картины Брашинского, якобы художника-передвижника, на самом деле дурненковской мистификации, четыре полотна которого будто бы стали основой для пьесы. Телега с лошадью, почти цитированная с картины Левитана «Март», увозящая Николая в родные места, выглядела особо обаятельно.
Совершенно неясно, как все предметы жилища Николая собрались в одном месте. Художник Андрей Климов, по-видимому, для этого обегал все секонд-хенды Москвы и обрыскал кладовки знакомых. В итоге в комнате литератора Ледащева, живущего будто бы в эпоху передвижных выставок, отапливаемой печкой-голландкой, на стене висят портрет Хемингуэя и Монро, старенькие советские радиоприемник и табличка.
Таким образом, представлена та самая каша времен, которую являет собой хронотоп Дурненкова. Из застойного периода советской поры, а не позапрошлого века вышел главный персонаж «Трех действий┘»: творческая личность, совершенно ненужная своему несозидательному времени. Все усилия порожденного той эпохой слабого в творческом плане индивида падают в пустоту, и только чудо способно их преобразить во что-то художественно состоятельное.
За этим возникает в финале мелодия Сен-Санса, высвистанная мастером по художественному свисту, до невозможности популярному в советские годы. И главным действующим лицом видеоарта становится коробочка, в которой рукой героя собраны «умершие вещи» ХХ века, в основном прекратившие свое существование с распадом Союза, а с ними значок с изображением Цоя, пейджер и бисерный браслетик – иначе «фенечка».
Метафоры Михаила Угарова находят умных соавторов в художниках спектакля. Видеоарт создан Ксенией Перетрухиной и Яшей Кажданом, одними из организаторов фестиваля «Пусто», ныне дебютировавшими в «Практике». В остальном Угаров не изменил себе и работает в жанре «драматургического театра». Главным достижением его становятся девиз хорошего врача «не навреди» и мысль, что текст стоящей пьесы следует довести до сознания зрителя. А для этого актеры должны понимать, о чем говорят.
Из актерских работ особо выделим Антона Семакина, сыгравшего Николая в амплуа героя-неврастеника, Алексея Ильина в роли террориста от искусства Аркадия. И более всех Дмитрия Мухамадеева из непредсказуемого, как колода карт, списка ролей пьесы вытянувшего две. Самую сложную, роль эстета-порнографа профессора Шустова, и самую забавную, возничего крестьянина. Последний станет своего рода Хароном, сбросившим со своей телеги надоевшего ему пассажира. Иначе: отправившего неосуществленные амбиции талантливого и ненужного эпохе советского писателя Ледащева на свалку истории.
