Галина Окулова На прошлой неделе в Цюрихе открылась выставка Огюста Родена, подготовленная силами трех культурных институций – Цюрихского музея изобразительных искусств, парижского Музея Родена и лондонской Королевской Академии искусств. Готовили ее несколько лет, и результатом стала представительнейшая экспозиция из 160 экспонатов. Лучшее из того, что создал Роден, все его знаменитые скульптуры в мраморе, гипсе и бронзе, а также рисунки и фотографии сначала были показаны в Лондоне, а теперь перебрались поближе к подножию швейцарских Альп.
Глянцево поблескивающие темные фигуры мужчин и женщин в беззвучном крике выгибаются под тихим мирным дождиком, поливающим маленькую площадь в центре тихого и респектабельного Цюриха – города с самым высоким в мире уровнем жизни и самыми большими в Европе башенными часами. Знаменитые бронзовые «Врата ада» Огюста Родена слишком велики и тяжелы для того, чтобы можно было затащить их в музейный зал, – так говорят кураторы. Оно, наверное, и к лучшему. Тяжелые бронзовые двери, изукрашенные барельефами по мотивам «Божественной комедии» Данте, установили на небольшой пьедестальчик прямо рядом с центральным входом в музей, отчего они и впрямь выглядят вратами в другую реальность.
При первом взгляде на выставку, занявшую просторный светлый зал на втором этаже, создается впечатление, будто ты пришел в мастерскую скульптора. Экспонаты организованы по хронологическому принципу – от ранних работ к поздним, перегородок – минимум, а основной концепцией тут служит обнажение приема.
Хрестоматийные шедевры (те же «Врата» или «Граждане Кале») показаны в развитии: эскизы, отдельные фигуры, разные варианты компоновки. «Поцелуев» тоже несколько – и тут надо смотреть внимательней: если мраморная и бронзовая пары уже успели слиться в лобзании, то в первоначальном гипсовом варианте губы юноши и девушки так и не успели соприкоснуться.
Или вот гипсовый Гюго на грубом деревянном поддоне (том самом, на который начал крепить куски влажного гипса Роден в своей мастерской). Роден изначально сделал композицию трехчастной – то есть мощный обнаженный Гюго не сам по себе сидел, пригорюнившись, на скале, а в окружении двух муз. Критики посоветовали Родену оставить Гюго в одиночестве, но здесь, в Цюрихе, его музы вернулись на свои места, придав скульптуре совершенно иной смысл. Одна из них полусонно прикрыла глаза и не обращает на писателя ни малейшего внимания – уходит, уходит из старика витальная сила; вторая же, присев на корточки, как химера на готическом соборе, хищно тянет к нему руку со скрюченными пальцами, словно желает забрать у него остатки дара.
Обилие гипсовых моделей доставило кураторам немало головной боли – перевозить их крайне сложно, и, как ни старайся, все равно мелкие кусочки отлетают по дороге, да и хрупки они до чрезвычайности, зато позволяют разглядеть, как шла у Родена работа. Он не любил тратить время на то, чтобы вылепливать драпировки и складки одежды, предпочитая формировать их из обычного толстого шерстяного сукна, пропитанного гипсовым раствором – и впрямь, на сколах виднеется порыжелый ворс. Этому певцу обнаженной натуры вообще не нравилось одевать своих натурщиков – но, задумав изобразить Бальзака в ночной сорочке, Роден не поленился съездить в Турин, найти портного, который обшивал Бальзака, и заказать у него точную копию ночной сорочки писателя.
Обнажение приема – и в том, чтобы показать, насколько трепетно Роден относился ко всему, что он делает. Его мастерская вечно была забита разрозненными руками, ногами, головами и торсами из терракоты и разных видов гипса – их он не выбрасывал, а приберегал на всякий случай. Мелкие мог раздаривать друзьям, крупные шли в дело. Говорят, именно этим объясняется то, что у музы в памятнике Уистлеру (примечательного еще и тем, что собственно фигуры Уистлера в памятнике нет) нога явно крупновата.
Цюрих–Москва
