Анна Розе
Он и Она в горах, холодно, одиноко...
Кадр из фильма «Ульжан. Забытый свет»
Новый фильм Фолькера Шлендорфа показали на Берлинском фестивале, в одной из неосновных программ. Шлендорф – лауреат «Оскара» и множества других престижных кинонаград, автор нашумевшего «Жестяного барабана», философской притчи о корнях фашизма. Новый фильм немецкого классика – тоже притча, но о бегстве от цивилизации и обретении себя в одиночестве. Действие картины происходит в Казахстане. Режиссер рассказал корреспонденту «НГ» о фильме во время прошедшего в феврале Берлинале.
– Господин Шлендорф, откуда вдруг идея сделать фильм о Казахстане?
– Случайно. У меня есть друг, французский сценарист Жан-Клод Каррьер, он встретился на кинофестивале в Алма-Ате с казахским продюсером, у которого была идея сделать некий медитативный фильм о Казахстане. Этакое путешествие внутрь человеческого естества. Жан-Клод поинтересовался, не хочу ли я снять фильм о и в Казахстане. Я сначала спросил: «А где он находится? Я понятия не имею». А потом прочитал его наброски для сценария – всего три страницы. Меня восхитила финальная сцена: Он и Она в горах, холодно, одиноко. Он остается, чтобы умереть, а Она оставляет привязанную лошадь и уходит. В надежде на то, что Он не даст лошади погибнуть. Представляете, это – смысловой парадокс: дочь торговца лошадьми никогда в жизни такого не сделает! А она – сделала, ради мужчины. Прочитав эту сцену, я сразу решился снимать фильм и поехал в Казахстан собирать информацию о стране. Сначала мы ездили по самым разным районам: между морем и степью, горами и городами. В том числе были и на полигоне, где раньше проводились испытания ядерного оружия. Потом в Париже был написан настоящий сценарий.
– О чем он получился?
– Об этом постсоветском пространстве. Однако прошло еще очень мало времени, чтобы снимать фильм с приставкой «пост». Можно ли вообще говорить о какой-то постэпохе? Как будто существует эпоха «пост Александр Македонский», «пост Чингисхан», «пост Дарий»... Мы решили снять некое размышление о стране и людях. Медитативный вестерн. Политические системы приходят и уходят. То, что остается всегда, намного важнее. Это одна мысль была. И душевная широта молодой женщины, которая в своем упрямстве преследует иностранца. Студия «Казахфильм» возразила: в Казахстане это невозможно, ни одна казахская женщина не будет бегать за мужчиной. Тогда я ответил: «У нас тоже это невозможно». В кино это представимо, но в жизни вряд ли. Наша притча – это литературная выдумка. У нас ведь тоже нет людей, которые продают слова. Такого нет нигде в мире. Это тоже литературная фикция. Люди с казахской студии этого не поняли. Они были не в постсоветском, а еще в советском пространстве.
– Ваш фильм – о судьбе Казахстана после развала СССР?
– Отчасти да. Меня удивил этот народ: раньше это были настоящие кочевники, которых заставили стать оседлыми. Это было катастрофой.
– Хотели ли вы снять фильм с антисоветским оттенком?
– Нет, сознательно не хотел. Ведь половина населения Казахстана русские. Конечно, в фильме есть аллюзия на советское время: остатки прежних колхозов, возвращение шаманов, которые были изгнаны в советское время. Я снял это, правда, в таком цирковом варианте. Затем – полигоны. Но они есть и в Неваде. Этим я хотел лишь показать, что люди делают со своей планетой. Это скорее критика цивилизации. Главный герой бежит от нее. Он предпочитает сидеть в степи с куском хлеба, чем смотреть показы мод. Я не хотел делать из фильма геополитический репортаж. Для этого существует телевидение. Для меня эта история скорее общечеловеческая, которая разворачивается без привязки к определенной стране. Меня интересовали прежде всего время и пространство, а вовсе не политическая ситуация в Казахстане. Представьте себе: где еще можно найти такие громадные незаселенные пространства?
– Был ли Казахстан для вас культурным шоком?
– Нет, напротив. Я узнал, что там даже жило более миллиона немцев. И им жилось там лучше, чем здесь. Но я сознательно такую информацию оставил за рамками фильма.
– Однако ваш «продавец слов» говорит о немецких корнях...
– Да. Это – единственная аллюзия на немцев в Казахстане.
– Его играет Давид Беннент – мальчик из «Жестяного барабана».
– Он снялся вообще впервые после этого фильма. Сейчас он играет в театре.
– Я смотрела фильм с одним филологом. Он был в восторге от фразы: «Ни один язык, на котором говорилось в Вавилоне, не умер».
– Это меня очень радует. Понимаете, этот фильм стал слишком личным. Раньше я снимал экранизации литературных произведений – обширный и богатый материал, который надо было обрабатывать. А здесь был сценарий на трех страницах. И я начал фантазировать, привносить много своего. Наконец-то я мог снимать с паузами, снимать природу. Наслаждаться мгновением. Рассказывать то, что я хотел рассказать.
Берлин
