Филипп Гадель Как и в прошлый приезд по этому адресу, Чак собрал всех – молодой человек с набриолиненным чубом соседствовал с девушкой «из офисных», прикостюмный и придамный бизнесмен с панк-молодежью в футболках с надписью Halloween forever (Хэллоуин навсегда), клерки-аккуратисты с портфелями в руках (даже в клубе люди держат марку!) с длинноволосыми рокерами. И все были удовлетворены.
Чак Берри не заставил себя ждать. В этот раз король рок-н-ролла в десять уже блистал на сцене с Gibson’ом в руках – в неизменном капитанском картузе, блестящей голубой рубахе и лакированных ботинках. Как только он закрутил Roll Over Beethoven, весь туго набитый танцпартер пытался увеличить личную территорию каждого при помощи рок-н-ролльных выплясок, а персонам на вип-балконах только и оставалось, что взирать на происходящее свысока.
Берри 81. Сейчас в это уже верится. Обычно в подобных случаях вспоминают «каким он парнем был» и прощают все концертные потери. Это не вариант Чака, который умеет задавать жару уже не голосом и тугой самоизобретенной сеткой гитарных аккордов, но по-прежнему невероятной идейностью. Он пропитывает каждую композицию, впрыскивая инъекции из своих кодовых музыкальных вставок. Не случайно, что с первых нот большая половина не узнавала шедевров, как если бы им поставили просто их классический вариант. Даже твист You Never Can Tell, ставший героем дискотек второй половины 90-х, на этот раз преломленный Чаком в блюзовых тонах, не выпетый ни строчкой, а проговоренный, подпевать и подтанцовывать а-ля Траволта–Турман начали лишь после жирной подсказки – в виде характерного гитарного проигрыша.
Можно представить, как Берри устал от своих собственных творений за полвека. No Particular Place To Go, School Days и Sweet Little Sixteen – Чак расслаивал ритмику, сдвигал интонацию, подменивал слова. Он выдавал неожиданные даже для своих музыкантов вставки и намеки, забирая то проигрыш у гитариста, то напирая на дуэль с басистом, то давая мастер-класс собственному клавишнику. Затянутый в костюм с галстуком, молодой пианист, старавшийся воспроизвести дух настоящего рок-н-ролла, в результате скатывался к соревнованию с самим собой – сколько блок-аккордов в 10 секунд он может уложить. В той интонационной слепке буквально из семи нот, что проиграл Чак на клавишах одной рукой. «Учись, сынок!» – негласно подумалось слушателям, но стало очевидно, что нюх не передается по наследству (в группе с Чаком играет его сын Чарльз Берри-младший – обычный гитарист).
Дедушка выдал свой The Best, не успев спеть Johnny B. Goode и Rock’n’Roll Music, – хиты, разодранные потом по крупицам музыкантами разного калибра, а поклонниками рок-н-ролла впетые, как таблица умножения, под корку. Вместо забронированного часа Берри продержался на сцене пятьдесят с хвостиком. На финишной прямой он окружил себя на сцене молодежью из танцпартера, которая бесновалась потом уже без него. Улыбчивый штурман рок-н-ролла ушел за кулисы, не допев песню (Берри почувствовал себя плохо). За него это пыталась сделать все та же молодежь на сцене. У нее не получилось. Его песни подвластны только ему самому.
