Юлия Клейман
Фестиваль КУКART в этом году по случаю девяностолетия Театра марионеток им. Деммени стал фестивалем марионеточных спектаклей, а благодаря юбилею А.П.Чехова – еще и чеховским. Таким вышел девятый (фестиваль проводится раз в два года) фестиваль кукольного искусства. Неформальный, как неоднократно подчеркивал перед каждым спектаклем его создатель и руководитель Давид Бурман.
В программу КУКARTа попали спектакли старые и новые, детские и взрослые, хорошие и не очень. Например, странное впечатление производил спектакль «Принцеса и свинопас» знаменитого Бургасского кукольного театра (Болгария), где похожие на грубо слепленных фарфоровых кукол марионетки в неприглядных ширмах разыгрывали сказку Г.-Х.Андерсена, ничего к известному содержанию не прибавляя. Но при этом актеры того же болгарского спектакля, желая сделать спектакль максимально доступным для юных зрителей (а их в этом году, не в пример прошлому КУКARTу, было очень много), играли спектакль на хорошем литературном русском языке с чарующим южнославянским акцентом. Спектакль «История о братике» Кукольного театра Архангела Михаила (Германия) показал, как о большой острой проблеме – одиночестве ребенка в семье и ответственности за свои поступки – театр может рассказать при помощи крошечных, с палец величиной, марионеток, аккомпанирующего им скрипача и┘ имбирных пряников. Тем, кто сидел дальше четвертого ряда, приходилось тянуть голову (камерность детских спектаклей вообще характерна для европейского театра), и уже это заставляло задуматься о том, что ведь разглядеть, что происходит в душе каждого ребенка, не менее сложно.
Разнообразием программы КУКART прекрасно проиллюстрировал главную особенность кукольного театра: тип кукол, их расположение в пространстве, масштаб и материал, из которых они сделаны, говорят о содержании спектакля больше, чем любые слова. В спектакле «Ак. Ак.» Ереванского Государственного Кукольного театра им.О.Туманяна (Армения) Акакий Башмачкин – марионетка, которая вырастает из маленького, привязанного к огромному башмаку головастика, и обитает он в «горнем» мире (верхней части кукольной площадки), вдохновенно размахивая гусиным пером, пока необходимость не заставляет его спуститься в «низкий» мир. Даже единственная фраза, которая членораздельно звучит в спектакле – «А шинель-то моя» - непонятна ни плоским деревянным фигуркам – дерущимся соседям, ни оседающему под тяжестью собственного туловища Генералу. Безобидная марионетка превращается в страшную маску, а потом из нее, как из куска теста, вновь лепится головастик, чтобы вновь попробовать выжить в этом безъязыком – фыркающем и хрюкающем – мире.
Традиционный теневой спектакль театра «Дженгиз Озек» (Турция) в переводе не нуждался. В разыгранной под пронзительный свист дудки истории о том, как драчуны и сквернословы Хациват и Карагёз (эти персонажи появились в Турции еще в XVI веке) превратились в осла и барана, все было ярко и прозрачно, как сами эти забавные плоские фигурки. А в памяти сразу же возникала последняя премьера театра «Кукольный формат» - «Буря» (правда, в программе фестиваля его не было) – где созданные в той же эстетике театра теней персонажи говорили языком Шекспира┘
Спектакль «Черная курица, или Подземные жители» театра «Лялька» (Белоруссия) шел на белорусском языке, но сидевшие в зале школьники смотрели его, затаив дыхание. Инсценировка одной из самых мрачных повестей нашего детства завораживала красотой тонко стилизованных под XVIII век костюмов, декораций и кукол. В белорусском спектакле история утрачивала свою гнетущую назидательность: большеглазая марионетка - мальчик Алеша - оказывалась в плену замыслов актеров – «взрослых»: воспитателей и Чернушки – придворного в треуголке и черной полумаске. Заточенный в кукольный планшет Алеша совершал путешествие по подземному миру, где его окружали казавшиеся огромными фигуры, существовавшие в живом плане. Рыцари в доспехах бились на сцене, старики в париках перешептывались по бокам, а фигура короля нависала над планшетом. Исчезнувший морок сменялся появлением танцевавших менуэт под музыку «техно» воспитателей со строгими застывшими лицами. Принужденный рассказывать перед «взрослыми» стихи Пушкина и Лермонтова (и это в восемнадцатом-то веке!) наряженный в камзольчик и паричок хрупкий кукольный Алеша страдал, будучи жертвой не столько гордости, сколько своих наваждений и чужих амбиций. А это понятно детям и без перевода.
