Юлия Клейман Седьмой всероссийский фестиваль театрального искусства для детей «Арлекин» завершился с парадоксальным результатом: премия в основной номинации «За лучший спектакль» (а вместе с ней – деньги на постановку нового спектакля) жюри решило не вручать. Как ни странно, внеконкурсная программа в этом году оказалась гораздо интереснее конкурсной. Именно во внеконкурсной программе были представлены замечательные спектакли РАМТа «Почти взаправду» и «Бесстрашный барин», которые были лишены возможности бороться за премию из-за того, что являются премьерами текущего сезона, а не прошлого. Но если ситуация с московскими спектаклями вполне объяснима, то история, произошедшая со спектаклем Череповецкого Камерного театра «Сны Томасины» кажется поистине фантастической – близкой по духу сюжету самого спектакля. Присланная череповчанами на конкурс видеозапись оказалась столь низкого качества, что эксперты не смогли разглядеть в ней достоинства постановки. На театральном показе они стали очевидны. В итоге спектакль стал обладателем специальной премии критиков и журналистов, а режиссер Яков Рубин – премии СТД РФ.
Столь современный (в том смысле, что его аудитория – это вполне конкретные, живущие в сегодняшнем мире дети), столь искренний и при этом столь изобретательный спектакль, адресованный подросткам – большая редкость. Инсценировка, написанная Л.Макаровой, превратила повесть американца Пола Гэллико в композицию из снов кошки Томасины, где слова от автора переданы богине Баст - потустороннему воплощению кошачьего духа. Дискретность инсценировки, очевидно, подсказала постановочный ход: каждая сцена - «сон» - стала законченным динамичным номером. Баст (Любовь Макарова) – дама в синем парике, восседающая на качели-трапеции – выступает здесь в качестве коферансье, предваряющего каждую сцену ударом гонга. Лица всех актеров покрыты ярким гримом – такой бывает у клоунов в цирке. Сходство с цирком усиливают всевозможные рыжие парики, которые носят актеры, играющие людей (актеры – «животные» одеты вполне по-человечески, но лишены париков) и само пространство для игры, похожее на уменьшенную арену, вокруг которой сидят немногочисленные зрители. Только этот цирк – довольно мрачный. Этот образ перекликается с рассказанной мальчиком Джорди историей о том, как цыгане мучают в цирке медведя. В начале каждого «сна» персонажи спектакля - грустные клоуны – расстилают на своей крошечной арене «коврик» - темный полиэтилен. Собственно, полиэтиленом и несколькими металлическими скамейками, сценография спектакля практически исчерпывается. При всей своей театральности спектакль нарочито маргинален: так, слепой Таммас (Гена Сорокер) – это одетый в подобие френча на голое тело хип-хопер, исполняющий стихи и песни, написанные самим актером, более известным в Череповце, как музыкант. Действие происходит в шапито, раскинутом на обочине жизни, поэтому даже тихий алкоголизм Барсука здесь выглядит естественным.
Спектакль о том, что мир – очень жесток (не будем притворяться, что это не так!), но научиться видеть в другом человеке человека все-таки возможно. Ветеринар Макдьюи ненавидит зверей: он мечтал лечить людей, но по наследству от отца ему досталась клиника для животных – поэтому вместо того, чтобы вылечить кошку своей дочери Мэри Руа, доктор ее убивает, вызывая ненависть девочки. Неуловимо похожий на покойного Романа Трахтенберга - к слову о маргинальности - Макдьюи (Вячеслав Федотов) с пышной ярко-рыжей шевелюрой и такого же цвета длинной торчащей бородой, оказался персонажем сложным и объемным – зловещим, но невероятно притягательным. Все те же заданные правила игры – мир, увиденный глазами кошки - позволили в спектакле существовать персонажам-людям и драматично молчащим персонажам-животным на равных, и в истории о ветеринаре эта логика оказалась особенно убедительной. Так, когда Джорди прикатывает ветеринару на тележке лягушку, а это - очаровательная девушка в зеленом беретике и ластах - презрительные и равнодушные слова Макдюи: «Я что – лягушачий доктор?! Швырни свою жабу в пруд!» - звучат действительно страшно. В повести автор объясняет логику Макдьюи: «они тащат к нему этих сопящих, скулящих, мяукающих тварей, которых держат потому, что из лени или эгоизма не хотят завести ребенка». В спектакле врач стукает игрушечным молоточком, отправляя в мир иной не просто старого пса и хромую кошку, а милого старичка в пальто и хорошенькую девочку. Да-да, роли детей (девочки Мэри, мальчика Джорди, юной кошки Томасины) в этом спектакле играют дети, ничуть не выбиваясь из слаженного актерского ансамбля. Поэтому когда знахарке Лори – персонажу ролевых игр фэнтези – удается не только завоевать сердце Макдьюи, но и оживить кошку, а вместе с ней - доверие ершистого подростка Мэри, кажется, что находишься не в театре, а на сеансе семейной психотерапии.
Остается лишь добавить, что, не будучи отобранным в конкурсную программу, театр привез спектакль исключительно на средства самого коллектива. Как писал Пол Гэллико: «Самое странное в чудесах то, что все-таки случаются». Чудо случилось.
