Ирина Губская Грандиозный спектакль, оставшийся в легендах и при всей популярности не ставший постоянным в афише, возобновлялся лишь в восьмидесятых и уже рисковал быть утраченным, утонув в безвременье. Проехав мимо столетия Якобсона, балет все же возобновлен.
«Спартак» – почти непривычно масштабный объем работы для Мариинки, культивировавшей последние годы лаконизм. На сцене римское великолепие (хотя баланса красок не хватает, что странно: Валентина Ходасевич художник точного театрального глаза, так что мешанину следует отнести к заслуге возобновителей). Добавлены современные эффекты: затемнениями разделены кадры редеющих рядов сражающихся. Видеобарельефы (вместо занавесов) из стилизованных под рисованные барельефы фото артистов. Тема скульптурности сохранена в спектакле и в постановочных группах, и в танцах. «Спартак» четко читается в связях заимствований и влияний. Из этих барельефов – изобразительная хореография Олега Виноградова – от «Витязя в тигровой шкуре» до последнего мимолетного балета в Мариинке. У Якобсона – изобилие ходов из «Баядерки» – от бега гладиаторов с факелами (выход теней) до встречи Фригии со Спартаком перед восстанием (Никия и Солор у храма).
«Спартак» – балет бунтарский и имперский одновременно. Он ровесник ХХ съезда с развенчанием культа Сталина. Этим объяснимы до сих пор достаточно острые пластика, эротика, сюжетные коллизии: понимания, что такое свобода, еще не было, и все ранее недопустимое с ней ассоциировалось и приветствовалось, в том числе влияние наглухо запрещенного в сталинские времена декаданса. (Кстати, автор музыки балета Арам Хачатурян тоже успел побывать под «идеологическим прессом».) Не за горами был Московский фестиваль молодежи и студентов. Правда, до сексуальной революции не дошли, но «Спартак» и «дети фестиваля» проскочили. Ненадолго. Как ненадолго была оттепель.
В постановке Якобсона массовые сцены и второстепенные танцы не менее важны, чем соло главных героев. Гадитанские девы или танец Эгины, бои гладиаторов или плач Фригии. Но привычка к «второстепенности» в иерархии подводит, и если выразителен танец-ход гадитанских дев (хотя и здесь не без неровностей) и отрепетированы бои гладиаторов, то сольные танцы в большинстве не удались – от египетской девушки, немузыкально и непластично ползавшей по авансцене до афинского шута – то ли певца из «Астерикса с Обеликсом», то ли пародии на шоумена, и «рыбки» и умирающего раба с обезьяньими ужимками. Уже первая сцена – выход воинов – на фоне впечатляющей декорации поначалу, с выхода глашатая, выглядела комически, и лишь постепенно проход воинов, с перестроениями и оттененный вьющимися вокруг менадами, обретает нужную мощь. В «Спартаке» умение двигаться по сцене не менее важно, чем танцы. И музыка с простым перемещением и даже статикой должна сочетаться не меньше, чем с танцем. Не случайно на премьеру пригласили Карена Дургаряна – уже дирижировавшего «Спартака» в Михайловском, к тому же соотечественника Хачатуряна.
Самого Спартака в спектакле, по существу, не оказалось. То есть был Игорь Зеленский. Но – не лидер. Его отличало какое-то безразличие, типа «за меня меня сыграют». Словно забежал из иной системы координат, не работающей за пределами прыжков-вращений. И внешне герой получился бесцветным: лысоватый, а шлем нахлобученный на нос; без «морилки» терялся мускульный рельеф. В бою Спартака заметно, только когда остальные полегли. Может, Зеленскому надо было выйти Крассом? Постоял бы в сторонке, пока армия будет Спартака убивать. В любовных дуэтах Виктория Терешкина эмоций не добавила. Здесь тоже проблема сценического, драматического жеста. Вся палитра переживания этой Фригии – истерические судороги, когда поднимаются и без того в угрожающей близости к ушам плечи (как черепаха из панциря выглядывает). У Фригии с мультяшным лицом Покахонтас знаменитейшая сцена прощания перед боем – какое там со щитом или на щите, с мечом так обыденно не обращаются, все же не ложка к обеду.
Получился «Спартак» про Гармодия и Эгину. У Екатерины Кондауровой яркая и умная, статная, моментами веселая Эгина. Способная если не полюбить, то увлечься, да и вообще на человеческие чувства. Танцы Эгины эффектны, дуэты выразительны. Эта Эгина не то чтобы коварная властительница – скорее кошка, которая любит и ценит игру, не веря в настоящий трагизм ее исхода. Гармодий Юрия Смекалова вообще оказался самым ярким персонажем в спектакле – и влюбленный, и ранимый, и нежный, и воин, и переживающий предательство – иуда, который ищет смерти, и просто красивый и мускулистый. Тот второй, который несет на себе все работу и ответственность, но всегда остается рядом и на шаг позади того, кто числится вождем. Ему не дано быть первым. И не надо. Не зря Эгина, на рынке рабов отметив и Спартака, и Гармодия, выбирает партнером для игр именно Гармодия.
Второй сюжетный вождь – Красс у Владимира Пономарева получился под стать Спартаку. Пономарев, который слывет главным мимистом Мариинки, здесь как заготовка из папье-маше. Ходит, словно не в римских сандалиях, а в домашних тапочках. Под танцы гадитанских дев Красс и Эгина выглядели, как семейная пара перед телевизором, только поп-корна не хватало.
«Спартак» оказался для нынешней Маринки тестом на большой стиль. Вагановская академия очень гордится, что актерское мастерство здесь преподают артисты «якобсоновского призыва». Но есть разница – играть в «Клопе» или «Спартаке». «Призывники» явно освоили лишь первый – миниатюры.
Но при всех исполнительских проблемах спектакль хорош. И как зрелище, и как учебное пособие. Есть танцы за пределами арабесков-батманов, есть театр со сценографией и масштабным звучанием.
