Юлия Клейман В Петербурге завершился Первый всемирный фестиваль школ кукольников. Свои работы показывали студенты из десяти российских городов, а также из Великобритании, Финляндии, Хорватии, Польши, Германии, Франции, Украины, Израиля. Участники сами выбрали, что привезти на фестиваль, а потому представленную картину вполне можно считать объективной. Разумеется, она получилась довольно пестрой: одни школы привезли этюды первого курса, другие – готовые спектакли. Но уровень образования легко прослеживается и по тому, по другому. И он оказался абсолютно разным.
Первокурсники из Польши (кукольный факультет Варшавской театральной академии в Белостоке) азартно и талантливо показали этюды на тему оживления предметов. По сцене ползли пилы – «шпионы», испуганная картофелина пыталась увернуться от овощерезки, один конец скатерти вступал в конфликт с другим. Увидеть в обычном предмете не только возможность для игры, но и характер, с которым актер может вступить в драматические отношения - задача, через которую в начале обучения проходят все кукольники. Другой подход чреват выхолащиванием: так, студенты лондонской Центральный школы речи и драмы в спектакле «Концерт для богов» тщетно громоздили друг на друга зонты и запускали волчки: не оживленные актерской игрой, они так и остались зонтами и волчками. Искусство кукольника в чистом виде – это способность неживое сделать живым. Ответственность за себя и за свою куклу (какой бы предмет не выступал в этой роли) делает нормальным в театре кукол то, что в театре драматическом кажется анахронизмом - саморежиссуру. Западная модель обучения готовит студента к той же судьбе, которая была у него и сто, и двести лет назад: каждый кукольник – и чтец, и жнец, и на дуде игрец. Фестиваль явил блестящие примеры эффективности такой модели.
В моноспектакле «Звезда» Ирены Баусович Академии искусств г. Осиек (Хорватия) сюжетом становился тот важнейший и тончайший момент, когда кукла отказывалась быть просто поролоновой головой и заявляла свои права на то, чтобы быть «звездой», оживая в руках создателя. Моментально переходя из «живого» плана в кукольный и наоборот, Ирена Баусович виртуозно играла все степени «оживления» куклы: от половой самоидентификации до эстрадного номера в дуэте с актрисой.
Спектакль «Лакримоза» Бруно Пилза из Высшей театральной школы им.Эрнста Буша (Германия) длился пять минут и был рассчитан на двоих зрителей, расслабленно сидящих на мягком диванчике и направляющих пульт на бутафорский телевизор. В этом ящике в комнатке на маленьком кресле сидел крохотный кукольный человечек и наводил пульт на свой телевизор. После того, как телевизор сгорал, а тело маленького зрителя бессильно обвисало, с кресла поднималась его видеопроекция - душа. Выходя за границы одного «мира» - коробки, душа человечка оказывалась в положении такого же зрителя, взирающего на свою прошлую жизнь (а она заново прокручивалась перед ним), как на телепередачу. А потом на крошечное кресло перед телевизором проецировались уже мы двое – реальные зрители, которые смотрят этот спектакль под аккомпанемент моцартовского «Реквиема». Мы сидим и наблюдаем, пока наша жизнь проходит мимо. В студенческих спектаклях смелые находки встречаются часто, но в гармонии друг с другом они находятся чрезвычайно редко. Поэтому спектакль молодого режиссера-актера-сценографа удивил сбалансированностью формы и содержания: несколько дидактично, но зато красиво, мысль проста, но она и выражена лаконично. А главное, этот спектакль может быть сыгран только средствами кукольного театра, а никакого другого.
К сожалению, негативных примеров образования в сфере театра кукол было гораздо больше. По ним прочитывалось неутешительное будущее маленьких зрителей, для которых знакомство с театром обычно начинается с кукольных спектаклей. Почему студентов зачастую не учат тому, что язык театра кукол – это язык метафор, язык поэтический, а не прозаический? Что маленькие зрители – честное слово! – не так глупы, чтобы им разжевывать очевидное, а, кроме того, часто знают литературную основу спектакля не хуже, чем театроведы – «Гамлета», и потому им недостаточно просто пересказать нехитрый сюжет. Спектакль «Маленькая Баба Яга» по мотивам сказки О. Пройслера Нижегородского театрального училища в постановке М. Сабирова стал демонстрацией множества тростевых кукол, которые бессмысленно носились по ширме, рассказывая историю о том, что совершать хорошие поступки – хорошо, а плохие – плохо. Почему бы тогда этим симпатичным студентам и студенткам, которых мы увидели на поклоне не разыграть этот сюжет вживую – по крайней мере, мы бы увидели нюансы переживаний и смогли считать что-то еще, кроме столь прямолинейно поданной истории. И дело здесь отнюдь не в провинциальности, как может показаться на первый взгляд. «Класс-концерт» московского театрального института им. Щукина (курс при Академическом театре кукол им. С. В.Образцова) вообще оказался ниже всякой критики. Сделанная из жестяных банок из-под пива марионетка неловко кривляется под арию Баттерфляй; двое юношей долго неумело фехтуют (чем богаты, тем и рады?); на «сладкое» - знаменитое кукольное танго из спектакля Образцова «Необыкновенный концерт», а потом – еще раз это же танго, но уже перед ширмой, чтобы «раскрыть один секрет» (а именно – переворачивание еще одних, не принадлежащих куклам ног). Что это? Зачем? Эти вопросы остались без ответа.
Безусловно, между западными школами и российскими существует объективная разница, поскольку есть разница в организации театров. Западные школы взращивают готового отправиться в свободное плавание мастера-одиночку, в российских же школах курс является прообразом постоянной труппы репертуарного театра. Выяснять, что лучше для театра кукол – бессмысленно. Но если студенты не привыкнут точно понимать что и для кого они делают, то, придя в кукольный театр, они превратятся в марионетку с марионеткой в руке. Фестиваль показал, что в наших школах это осознают единицы. Руслан Кудашов – один из немногих, кто взращивает из своих студентов самостоятельных личностей. Его курс в Санкт-Петербургской Академии театрального искусства при Большом театре кукол показал, пожалуй, два эталонных спектакля – «Шекспир - Лаборатория» и «Мы». В первом студенты работали с объектами, во втором – с тростевыми куклами, а точнее, их основами – гапитами, как нельзя лучше передающими обезличенность персонажей романа Евгения Замятина. Оба – при всей их разности – созданы одним и тем же способом – сотворчества, когда студенческие находки вплетаются в ткань спектакля умелой рукой режиссера. «Шекспир – Лаборатория» (руководители проекта – режиссер театра «АХЕ» Яна Тумина и худрук петербургского БТК Руслан Кудашов) - это этюды на тему образов из великих трагедий, в которых нет попытки передать сюжет, но есть желание пробиться к первоосновам эмоций, найдя для них вещественное воплощение. Так, в этюде «Джульетта: «Горит стыдом и страхом кровь» из растянутой двумя веревками застегнутой рубашки, разрывая ее, возникает обнаженная женская спина – это похоже на рождение бабочки из кокона. Потом на рубашке появятся пятна крови, а потом она накроет всю ту же тонкую беззащитную спину, словно саван. Женщина в Джульетте родилась и погибла вместе в ней. «Отелло. Ревность» - это танец поначалу связанных друг с другом красной ниткой кавказских мужчин, которые рисуют мелом на стене своих возлюбленных, и незаметно дружба перерастает во вражду, нитка рвется, а комедия становится трагедией. Предметы, куклы, тени, огонь, вода, музыка – студенты, как Просперо из шекспировской же комедии, подчиняют себе весь природный мир, чтобы создать на сцене новый мир, потому что чувствуют себя демиургами. Находящихся в камерном пространстве зрителей будто берут в соучастники мистического ритуала. А потому истории студентов Кудашова – без какой бы то ни было повествовательности - захватывают так, что трехчасовой спектакль хочется продлить еще на несколько историй.
Фестиваль обещает быть регулярным и каждый раз проводиться в новом месте. Посмотреть на своих коллег по цеху тогда, когда будущие актеры и режиссеры еще могут чему-то научиться – что может быть полезней! Хорошо бы, чтобы и преподаватели извлекли из фестиваля школ какой-то урок.
