Катя Кольманн
Веселая революция в Швейцарии. Сцена из спектакля «Я буду здесь на солнце и в тени».
Фото с официального сайта театра
Всего на несколько секунд соприкасаются их губы, после чего тела под грубыми армейскими шинелями как током бьет – невидимая сила подбрасывает руки высоко вверх. Момент нежности длится так недолго, что через минуту кажется – все это героям просто приснилось. Политкомиссар и женщина Комдив давно уже не чувствуют того, что нечаянно «вспомнили» их тела. Жизнь в постоянном состоянии войны не оставляет им времени на сантименты.
Это состояние войны из романа «Я буду здесь на солнце и в тени» (переведен на русский в 2009 году) перенес на сцену Студии берлинского Maxim Gorki Theater художественный руководитель театра Армин Петрас. Писатель Кристиан Крахт в своем романе дал волю воображению – он с удовольствием описывает, что могло бы случиться с его благополучной родиной, если бы в 1917 году Ленин остался в Швейцарии.
Нам показывают мир будущего: Ленин умер, но дело его живет. Только – в Швейцарии. SSR (Советская Швейцарская Республика) к 2013 году превратилась в ужасное место, где идет нескончаемая война. Рассказчик, бывший легионер африканской колонии Советской Швейцарии, теперь – Политкомиссар, отправляется на поиски идеологически ненадежного полковника Брашински, который скрывается в Швейцарских Альпах. Брашински пробил систему туннелей, чтобы построить там коммунизм в случае, если родину захватят враги (вокруг Швейцарии сплошь страны с нацистским режимом).
Иллюзии рассказчика быстро развеиваются – он надеялся найти последнего настоящего коммуниста, а нашел помешанного на власти параноика, который давно уже не то чтобы в коммунизм, вообще уже ни во что не верит.
Армин Петрас отнесся к антиутопии Крахта серьезно. Его спектакль – страшная сказка для взрослых, далекая от реализма. Режиссер заливает сцену психоделическим светом, создает с помощью видеопроектора различные образы – например, бесконечного снегопада, и умно использует агрессивную музыку. Отличным актерам (Михаэль Крамер в роли Рассказчика, в других ролях Дженни Шили и Тиль Вонка) не нужно много вещей, чтобы создать ту или иную декорацию: два стула и 15 склеенных между собой пластиковых бутылок превращаются по необходимости в реку, душ или Швейцарские Альпы.
Петрас добивается чудесного эффекта: актеры становятся органической частью вымышленного мира, который с настоящим связывают только повторяющиеся реминисценции – вроде короткого воспоминания героев о любви или чтения Библии.
Так, стоят человек и кукла на пустой сцене. Когда Человек (Политкомиссар) понимает, что стоит на мине, на его лице проступает ужас. Глаза Куклы – лесной дух Уриэль – широко распахнуты, рот изумленно приоткрыт. Словно когда-то он увидел что-то страшное и выражение ужаса навсегда застыло на его лице. Уриэль медленно протягивает огромную грубую руку и осторожно бросает Библию под ноги Политкомиссару, спасая его тем самым от верной гибели. Позднее Комиссар листает книгу, и, с изумлением припоминая забытые слова, как в трансе, повторяет старые молитвы.
Что происходит с человеком, не знавшим в своей жизни ничего, кроме войны, интересует Петраса куда больше, чем трагикомические подробности очередной антиутопии. В финале спектакля циник Брашински недоверчиво спрашивает Рассказчика: «И ты действительно во все это поверил?» – «Да», – говорит он, открывает марлевый занавес, отделяющий сцену от зрительного зала, и уходит. Иллюзии окончательно утрачены.
Берлин
