Ольга Шпилько Всего два десятка экспонатов для ретроспективы – не так уж и много. Однако небольшое количество работ компенсируется масштабом замысла Джеймса Таррелла - он исследует свет, материал непокорный и неуловимый. Кроме того, в Москве состоялись «премьеры» сразу двух инсталляций - «Камеры восприятия» и «Ганзфилда». Кстати, версию последнего произведения художник сейчас показывает на Венецианской биеннале.
Свет Таррелла не греет. Хотя начинал художник в 1960-х с вполне традиционного света – сопровождающего процесс горения. С помощью гидразина, разновидности ракетного топлива, и горючих газов он делал световые скульптуры – напоминающие северное сияние плоские цветные языки пламени, которыми, однако, было довольно трудно управлять. Правда, уже тогда казалось, что для таких космических эффектов больше подходит не согревающий свет, как от газовой конфорки, а свет холодный, в буквальном смысле слова неземной. Ведь в природе такую иллюминацию, как у сегодняшнего Таррелла, почти и не встретишь.
В 1966 году появилась первая работа художника, сделанная с помощью светового проектора, – «Afrum», вариант которой представлен на выставке. Таррелл вопрошает: что значит видеть искусство? Две световых проекции в углу комнаты (они и составляют работу) кажутся гранями параллелепипеда. Обман зрения ставит посетителя в довольно неловкое положение: понимая, что перед ним световая проекция, он тем не менее продолжает видеть почти осязаемый трехмерный объект.
Свое искусство, столь близкое к науке, Таррелл создает, пуская в ход знания в области психологии восприятия: ее он изучал в колледже вместе с математикой и астрономией. Не отягощенным же специальным багажом зрителям он настойчиво рекомендует искать истину альтернативным, нерациональным путем. Арт-критик Мелинда Уортц сравнила работы художника с коанами – дзен-буддийскими головоломками, которые нельзя разрешить логически.
Интерес к явлениям незаурядным, таящим прорыв к сверхъестественному, был всегда присущ Тарреллу. Начиная с 60-х годов он изучает Ганзфилд-эффект – своего рода слепоту, которая одолевает человека, попавшего в равномерное моноцветное поле. Первые опыты создания такого поля Таррелл поставил в отеле «Mendota» (Калифорния, Оушн Парк), арендованном в 1966 году под мастерскую. Белое от пола до потолка помещение художник изолировал от внешнего освещения: закрасил оконные стекла, а позже выстроил перед ними стены. Там же он начал делать первые световые инсталляции. За восемь лет студия превратилась в самостоятельный объект искусства. В 1974-м ее купили голливудские инвесторы, и художник лишился мастерской. В том же году Таррелл выиграл грант Гуггенхайма. Деньги потратил символично – на топливо для своего самолета, на котором в течение семи месяцев парил над западными американскими штатами в поисках места для более масштабного проекта. Местом стал штат Аризона. Проектом, пока не завершенным, – кратер потухшего вулкана Роден. Таррелл разделил его на пространства, каждое из которых должно стать полем для игры солнечного или лунного света. На выставке можно разглядеть «побочные результаты» многолетнего труда – архитектурные макеты «Автономные структуры».
Пространство, очевидно, заботит Таррелла куда больше, чем время. Мастер, как будто не желая замечать его хода, беззаботно растягивает и так долгосрочные проекты. Даже спустя много лет возвращается к давнишним и, казалось бы, разработанным конструкциям. Так, представленная на выставке «Кайента» 2011 года – затемненная комната, в которой пульсирующая завеса света в углублении стены кажется плотным абстрактным холстом – повторяет работы 70–80-х годов. Потенциал избранного Тарреллом материала – света – с годами не иссякает, а лишь утверждает свою безграничность. С одной стороны, свет для художника – средство. С помощью него Таррелл-иллюзионист чарует и обманывает зрителя, имитируя объем. Начиная с первой световой проекции «Afrum» и вплоть до голограмм 2007–2008-го. С другой стороны, свет со временем обретает все большую самостоятельность. Все чаще художник использует не отраженный свет от световых проекций, а собственно излучение. Агрессивный, заполняющий пространство без остатка свет, предел которому – только стены, хранится в «Камере восприятия» (она же - «Падение светового господства», 2011 год): в ней может побывать любой желающий. Зрителя помещают в капсулу, где цветные потоки света стирают грань между светом внутренним (Таррелл, кстати, часто напоминает, что даже с закрытыми глазами человек «видит» свет) и внешним. Сеанс длится от восьми до двенадцати минут.
Но самая впечатляющая работа Таррелла в «Гараже», в какой-то мере промежуточный итог его поисков в области пространства и света – инсталляция «Ганзфилд». Имя ее дублирует название упомянутого психологического эффекта. Это сплошь белая подсвеченная комната, попадая в которую, чувствуешь себя ежиком в тумане. Нащупать взглядом стены, к тому же закругленные книзу, оказывается проблематично. Блуждая в пелене света и цвета, теряешь ориентацию в пространстве. Забываешь даже о лестнице, которая привела тебя в комнату, и направляясь к выходу, идешь не к выставленной в ряд обуви (посетителей просят остаться босиком и надеть бахилы), а в белую плоскость стены.
Второе название, которое дал Таррелл работе – «Пуруша», или неопределенное пассивное начало в индуизме, которому противопоставлено активное начало Пракрити. Восточной традиции, как известно, свойственно примирять противоположности. Однако зрителю примирить разум и чувство удается с трудом.
