Ольга Шпилько
Ненастоящие рабочие Алексея Каллимы.
Фото с сайта Винзавода
В рамках параллельной программы 4-й Московской биеннале современного искусства со вторника дня можно увидеть проект Алексея Каллимы «Извините, по техническим причинам открытие выставки переносится». За лукавым названием «спрятался» проект Каллимы «Контрапункт», показанный впервые на выставке русского современного искусства в Лувре, а придуманный еще за полгода до того, теперь все это вписано в пространство Винзавода и выставляется в Бродильном цехе.
Пространство подходящее – проходное. Ни экспликации, ни имени автора, ни названия работы нет: все это – при входе в так называемый подъезд № 22, в котором помимо «коридора» Бродильного цеха есть еще несколько боковых закутков и пространств. Инсталлирована фреска тоже со всеми признаками недоделанной экспозиции: выставлены напоказ деревянные подпоры, кое-где протянута полосатая запрещающая лента. Фигуры рабочих, выставляющих свет и уносящих холсты на подрамнике, выполнены в человеческий рост, видимо, чтобы усилить эффект присутствия. Стены, с которых будто бы убирается экспозиция, раскрашены под камень: работа делалась для Лувра, а там – фактически каменного подвала, и таким образом «вживлялась» художником в предлагаемое пространство. Но и здесь, на кирпичной стене бывшего винкомбината, изображение тоже смотрится уместно: тем более что выполнено охристым, белым и черным цветом.
Алексей Каллима, как известно, тесно связан с художественной традицией ХХ века, а его «привязанность» к социальным темам, не отпускающие чеченские сюжеты даже позволяют говорить о родстве с критическим реализмом позапрошлого века. С прошлым он связан не только техникой (из всех модных медиа он предпочитает старомодную живопись), но и стилем, часто – подробным рисунком. Но в нынешнем проекте помимо очевидной «рабочей» темы есть и другая, позаимствованная скорее у другого лагеря – западного. Это искусство об искусстве, и картину можно принять за запоздавшее эхо концептуализма.
Среди рабочих (национальность в данном случае не имеет значения: здесь и люди славянской внешности, и выходцы с юга, и даже афроамериканцы) выделяются два маляра, которые красят вроде бы стену, а по сути – холст. Один, который приподнят подъемником выше других, красит ровно, выводя красным, как под линейку, многоугольник. Его «холст» цветом напоминает, конечно, о Малевиче, композицией – о Мондриане, впрочем, любовью к яркому фону в данном случае Каллима повторяет и сам себя – кто-то вспомнит пловца, бросавшегося, как в воду, в плотное «море» красного цвета. Другой рабочий, совсем рядом, в экспрессионистской манере живописует валиком длинные полосы, бессистемные и отчасти напоминающие об американской action painting. Оба рабочих, закрашивающие, может быть, чей-то холст, почему-то наводят на мысль о «Стертом рисунке де Кунинга» Раушенберга. В случае Каллимы полотно не стирается, а закрашивается. Но и Роберт Раушенберг просто рисовал поверх уже нарисованного ластиком, другой стороной карандаша.
Вряд ли эти ассоциации произвольны, если вспомнить, что в одном из интервью Каллима высказал пожелание каждого охранника сделать художником или хотя бы танцором балета. Ну, вот и началось.
