Ольга Шпилько Так называется выставка, открывшаяся в галерее RuArts. В заглавии - одновременно вопрос и ответ, что же такое пустота. Среди одиннадцати художников, размышляющих на эту тему - Сергей Ануфриев, Александр Соколов, Вита Буйвид, Никола Овчинников, Ольга Трейвас и Александр Ефремов.
Концептуализм начисто лишил одно из основных понятий современного искусства – понятие пустоты – той легкости, которая ему вообще-то свойственна. Начиная с 17 века, как определил Хосе Ортега-и-Гассет, пустота постепенно, как воздух, наполняла холсты художников, размывала контур, искажала объем, а потом и вовсе вытеснила фигуры за раму. Однако во второй половине 20 века невесомость исчезла: понятие отяжелело, обросло плотью буквы и постепенно растворилось в многословных рассуждениях и интерпретациях.
Чтобы вернуть понятие изобразительному искусству, пришлось вспомнить основные свойства пустоты, первое и самое очевидное из которых – нематериальность. Более или менее адекватный в русском языке синоним «пустоты», которым пользовался еще Казимир Малевич – «ничто». Это ничто и представлено Сергеем Ануфриевым в давней (1997 года) ироничной работе «Шапка-невидимка» – белом постаменте, на котором ничего нет. Работа, которую к тому же можно считать своеобразной компенсацией за названный в свое время «Пустотным каноном» свод текстов «Медицинской Герменевтики» (группы, к которой принадлежал Ануфриев) и круга московского концептуализма.
Второе, пустота – это молчание, тихая пауза в гуле красок и слов, и в письменной речи условно обозначена пробелом. В живописи ему соответствует не тронутый краской холст, который и выставляет Александр Ефремов в инсталляции «HC1+NH4OH»: заглавная формула при решении покажет нашатырь и воду. И то, и другое бесцветно и лишено запаха, и, касаясь холста, не оставляет ничего, кроме легкой потертости. Александр Соколов идет тем же путем, что и Ефремов, с оглядкой вот на что: искусство, как и мы, живет в эпоху дигитализации. Его «Триптих» – это три полотна в серо-белую фотошопную шахматную клетку, которая проступает, если стереть все слои в файле.
Но молчание пустоты напряженно, энергетически заряжено, пустота – всегда потенциально заполненный объем. И вот Ольга Трейвас берет разнокалиберную пустую посуду – бутылки, банки и баночки, составляет их в одном месте и опоясывает упругим ремнем. Вита Буйвид в динамической фотографии «Пенальти» показывает эту потенцию через пустые ворота. Вместо стремительного мяча у них медленно пролетает неопределенной формы объект. Пустота проступает и буквально: время от времени одно из трех изображений исчезает, являя черный фон.
С потенцией пустоты связано еще одно свойство, обозначенное прежде всего в буддистской традиции, – амбивалентность пустоты. «Если кто-либо познал Абсолют, познал нуль», – писал также Казимир Малевич в «Супрематическом зеркале». В пустоте – полнота, достойная того, чтобы быть подсвеченной неоном, как в работе Николы Овчинникова. Художник обрамляет пустоту в раму (увиденную боковым зрением и оттого сильно искаженную, как в цикле «Перемещенные ценности») и может извлечь из нее все, что угодно, даже «Вид на Кремль после падения цен на нефть» – так называется его работа.
Приход пустоты в искусство философ Ортега-и-Гассет связывал с изменением точки зрения художника. От ближнего зрения, предмет которого – выделенный на фоне объект, он шел к дальнему, предмет которого – пустота. Пустота эта начинается на роговице его глаза, и, соответственно, предметом живописи становятся не реальные объекты, но вещи субъективные и интрасубъективные. А в конце концов – идеи: мысль, которую философ высказал в 1924 году, задолго до программ концептуалистов. Но в этом, еще по Платону, и особенность идей, идеи пустоты в частности, что полное их воплощение в материал заведомо невозможно.
