Евгений Авраменко  |
| Реконструированный костюм Алисы Коонен к «Жирофле-Жирофля». Фото с сайта Театрального музея им. А.А. Бахрушина |
Платоновский фестиваль искусств, прошедший в Воронеже в шестой раз, завершился, но некоторые из выставок, которые открылись во время форума, еще можно увидеть. Одна из них – «Театр Таирова и Коонен», подготовленная Театральным музеем им. А.А. Бахрушина, работает до 30 июня. Невероятно, но факт: это первая выставка, посвященная Московскому камерному театру, значение которого для истории не только русского, но и мирового театра сложно переоценить.
МКТ неоднократно выезжал на гастроли за границу, в Европу и Америку, и воспринимался там как театр не менее (а в чем-то и более) новаторский и «революционный», нежели МХТ – МХАТ; спектакли Мейерхольда, показанные в других странах уже после их знакомства с МКТ, не произвели такого фурора. «При жизни» Камерный театр устраивал небольшие экспозиции из своего собрания – в фойе своего здания на Тверском бульваре и во время гастролей. Но чтобы отдельная выставка была целиком посвящена МКТ после его закрытия в 1949 году за «эстетство и формализм» – это да, впервые.
МКТ открылся в 1914 году – в эпоху Серебряного века и во время Первой мировой, – прошел через революции, расцвел в авангардные 1920-е, вынужден был приспосабливаться к соцреализму 1930–1940-х, пережил репрессии и Великую Отечественную. Как уместить 35-летнюю историю в одном зале? Организаторы выставки выбрали около дюжины постановок: от «Сакунталы» (1914), открывшей МКТ, до оперы-фарса «Богатыри» (1936), после которой началась травля Таирова. Жаль, что экспозиция почти не снабжена справочными текстами и о той же трагической роли «Богатырей» простой посетитель не узнает. Поспектакльная логика настраивает на то, что мы проследим эволюцию отношений Таирова с художниками. Сценографии режиссер всегда уделял огромное значение. Александра Экстер, Вера Мухина, Любовь Попова, Александр Веснин, Георгий Якулов, братья Стенберг – это неполный перечень выдающихся художников, работавших в МКТ. Эта тема – «эволюция отношений» – скорее заявлена, до решения не доведена. На зимней выставке в Бахрушинке «Прорыв. Русское театрально-декорационное искусство. 1870–1930» «Камерный театр» не терялся на изобильном фоне всего представленного (а там воистину – «стол ломился от яств»). Напротив, внимание притягивали прежде всего эскизы к таировским постановкам. Здесь же, в Воронеже, эскизы не сказать что ошеломляют цветом; они изумляют в отдельности, но не в монтаже друг с другом.
Алиса Коонен как протагонистка Камерного театра – другой, более очевидный и сложившийся сюжетный поворот выставки. Об Алисе Георгиевне принято говорить прежде всего как об актрисе трагедии – и мелодрамы, возвышающейся до трагедии. Саломея, Федра, Адриенна Лекуврер, Эмма Бовари… Конечно, Комиссар из «Оптимистической трагедии» – спектакля, выразившего новое, характерное для советской эпохи понимание трагического. Героини Коонен, сгоравшие изнутри (хотя это горение проявлялось в рационально выверенной пластической форме), обретавшие избавление в смерти, были для Таирова инструментом в его поисках катарсиса. Так принято считать. Но вот уже реконструированный костюм Коонен к «Жирофле-Жирофля» расширяет это представление. Белая юбочка со штанишками, огромная кокетливая деталь в форме лепестка, ленты, кружева…
Или взять эскизы Стенбергов к спектаклю «Негр» по О'Нилу, представляющие героиню в разных возрастах. Эскизы эти, выполненные в необычной технике – гуашь на фанере, – напоминают, что Коонен играла Эллу Дауни не только женщиной, но и девочкой, и свидетельствуют о сложности образа. В Элле-девочке просвечивает женщина, взрослая Элла, несмотря на свою манкость, сохраняет детские непорочные черты. В этой роли актрисе пригодились навыки травести. Кстати, до судьбоносного союза с Таировым Коонен как артистка МХТ играла не трагические, а «экзотические» роли (цыганка Маша, бедуинка Анитра); стала она и первой исполнительницей девочки Митиль в «Синей птице» Станиславского.
Нет-нет, ничто на выставке не умаляет значения Алисы Георгиевны как великой трагической актрисы. Напротив, атрибутика трагедии здесь осязаема. Вот макеты к спектаклям «Фамира-Кифаред» и «Оптимистическая трагедия», позволяющие увидеть трагическое пространство в объеме. А вот – реконструированный шлем Федры и подлинные котурны, на которых играла Коонен. Оказывается, это так важно – увидеть, как Веснин смоделировал эти котурны. Под ступней – мягкая соломка, а на платформе обуви – металлические шипы, нужные, вероятно, затем, чтобы не скользить по вздыбленному планшету. (В «Федре» он был таковым, и эта «земля дыбом» отражала тотальные качания эпохи.) Но почему же из «Оптимистической трагедии», как экспонирован этот спектакль, пропала Комиссар? А из «Грозы» почти исчезла Катерина?
Возможно, выставка называется «Театр Таирова и Коонен», без слова «камерный», чтобы не путать горожан. Ведь в столице Черноземья есть свой Камерный театр, основанный в 1993 году режиссером Михаилом Бычковым, который возглавляет его доныне, а также руководит Платоновским фестивалем. С заглавием выставки как будто спорит групповой фотопортрет таировской труппы, распечатанный во всю стену – на нем артисты изображены в человеческий рост. Композиция этого чудесного фото – центробежная: все, включая каких-то мальчишек на периферии, представлены как… если не семья, то равноправное сообщество людей, единых по духу. Если не знать Таирова и Коонен в лицо, вычислить их только по «мизансцене» невозможно. Кажется, авторы экспозиции хотели показать, что МКТ был коллективом «семейным», который держался не только на руководителе и его музе. Но при этом как отдельные персоналии не представлены артисты таировской труппы Николай Церетелли, Владимир Соколов, Александр Румнев и т.д.
МКТ возникает здесь как «семейный театр» в более конкретном смысле – как детище Таирова и Коонен (мол, детей у режиссера и его музы не было, а детище было). Часть выставочного зала решена как уголок гостиной в их квартире, находившейся прямо в здании Камерного театра на Тверском бульваре. (После закрытия театр был реорганизован в Московский драматический театр им. А.С. Пушкина.) В этой части зала – фотографии Таирова и Коонен в домашнем интерьере, также увеличенные во всю стену, и посетитель ощущает себя «в гостях» у главных героев выставки. Экспонированы подлинные предметы из той квартиры, включая уникальных кукол. Эти куклы сделаны художниками Весниным и Якуловым по образу персонажей таировских спектаклей.
Неизвестно, какие еще экспозиционные залы мог предоставить Воронеж. Но очевидно, что воронежский выставочный зал Союза художников в доме-новостройке – несколько «офисный» – не слишком соответствует самому МКТ, совершившему эстетическую революцию. Эх, эту выставку да в «Коммуну» бы – заброшенное здание бывшей газетной типографии, которое благодаря Платоновскому фестивалю уже второй год работает как арт-центр…
Эта выставка, при всех вопросах к ее «режиссуре» и внутреннему сюжету, – явление событийное. В 2014 году к 100-летию со дня основания МКТ Бахрушинка готовила большую выставку; каталог-резоне «Камерный театр и его художники» тогда вышел, а сама экспозиция не состоялась. Как и выставка к 130-летию Таирова в прошлом году. А в Воронеже все состоялось. Красивая рифма в том, что это произошло при участии местного Камерного театра, с которым Платоновский фестиваль неразрывно связан. К слову, вход на экспозицию бесплатный – отдельное спасибо дирекции фестиваля. Ну а что эта выставка открылась не в родной Москве, а «на выселках», – в этом ведь живой и щемящий смысл, отражающий судьбу таировского театра.
Воронеж–Санкт-Петербург
