Для финского эпоса нашелся свой Вагнер

Сомкнувшийся круг с хором внутри изображает и кузницу Ильмаринена, и его дорогу к возлюбленной Исме. Фото с сайта seiloscafe.kuvat.fi

В старинном финском городе Турку завершился показ серии премьерных постановок оперы «Калевальцы в Похъёле», написанной в конце XIX века и увидевшей свет рампы спусти почти 130 лет.

Имя жившего в XIX веке композитора Карла Мюллера-Бергхауса, автора первой оперы по мотивам финского эпоса «Калевала», до сегодняшнего дня было известно лишь узкому кругу специалистов. Немецкий скрипач-капельмейстер, гастролировавший вместе со своими братьями в составе струнного квартета по Европе, а затем руководивший симфоническими оркестрами в Ницце и Гамбурге, писал музыку, следуя романтической традиции и старательно подражая лучшим образцам. В 1886 году судьба занесла его в Турку, носивший тогда шведское название Обу. Во время своего почти десятилетнего пребывания в этом провинциальном городе Мюллер-Бергхаус с немецкой тщательностью записывал фольклорные финские напевы, изучал народные сказания и создал серьезную пятиактную оперу, которая длится почти три часа.

За основу сюжета были взяты руны из «Калевалы», повествующие о путешествии сказителя Вяйнемейнена, охотника Ахти Лемминкайнена и кузнеца Ильмаринена в загадочную северную землю «мрака и ужаса» Похъёлу, где им предстояла встреча с хозяйкой этой страны коварной Лоухи и ее прекрасной дочерью Исмой, к которой сватались герои. Выбор Исмы пал на Ильмаринена, сумевшего выковать чудесную мельницу Сампо – источник блага и изобилия. Вопреки неудовольствию Лоухи возлюбленные в финале воссоединились друг с другом, зло было повержено, а добро и свет восторжествовали.

Немецкий либреттист Франц Шпенглер, гамбургский знакомый композитора, позволил себе отступить от первоисточника для большей связности сюжета и соответствие его оперным стандартам. Конфликт между злодейкой Лоухи и ее дочерью напоминал одну из драматических линий «Волшебной флейты», где кроткой Памине противопоставлена коварная Царица ночи. Однако образцом, на который ориентировался Мюллер-Бергхаус, стал, конечно, не Моцарт, а Вагнер с его «Кольцом Нибелунгов». В суровых медных хоралах угадывались формулы вагнеровских лейтмотивов, в дрожащих тремоло литавр – грозные предзнаменования, а в кантилене струнных инструментов – любовный экстаз. Но несмотря на заявленные намерения представить финский эпос на оперной сцене столь же мощно, как это делал «байрейтский маэстро», музыка в «Калевальцах» постоянно модулировала в более простые стилистические модели, то и дело вспыхивали аллюзии на Бетховена, Шуберта, Верди, Листа, Дворжака, Чайковского и даже французскую оперетту. Богатый опыт работы руководителем оркестра для Мюллер-Бергхауса, конечно, не прошел даром, но «музыки будущего» у него не получилось, равно как не получилось и добиться постановки своего оперного детища.

В феврале 1890 года местными силами удалось исполнить второй акт «Калевальцев» (который, пожалуй, самый интересный в музыкальном отношении) в концерте. Автор понимал, что увидеть свое сочинение в не имевшей оперной сцены Финляндии у него не получится и рассчитывал на Гамбургский музыкальный театр. Но разразившаяся эпидемия холеры перечеркнула его планы и надежды, в итоге партитура оказалась в архиве Хельсинки, где и пролежала больше века. Год 100-летия государственного суверенитета Финляндии стал хорошим поводом, чтобы наконец-то представить это произведение на суд общественности в своем полном варианте.

За музыкальное воплощение проекта взялся Лейф Сёгерстам, знаменитый финский дирижер и композитор, автор, между прочим, 309 (!) симфоний и руководящий сегодня филармоническим оркестром Турку. Музыканты действительно не подкачали, партитура предстала во всем своем великолепии, пусть даже и эклектичном. Сёгерстам сам с восторгом любовался обнаруженной музыкой, задавая динамику всему происходящему.

Особенно сильной получилась сцена ковки Сампо (II действие), согласно философской концепции оперы во время процесса сначала появлялся свет, затем сила, за ней процветание и, наконец, любовь – которая и есть искомая Сампо. Удачно был осуществлен кастинг солистов, изображавшая Лоухи драматическое сопрано Йоханна Русанен-Картано бросала в зал свирепые взгляды, картинно жестикулируя, что не помешало ей справляться с вокальными трудностями. Тенор Кристиан Джаслин, крепко и уверенно певший Лемминкяйнена, представил образ небрежного мачо, появившись в первой сцене в атласном синем халатике, тогда как баритон Томми Хакала, игравший Ильмаринена, напротив, подчеркнул в своем герое благородство, нежели страсть. Звездами постановки стали сопрано Сусанна Андерссон, воплотившая образ одновременно хрупкой и страстной Исмо, а также меццо Анна Даник, выступившая в роли Луоннотар, которая спустилась в царство мертвых, чтобы воскресить своего погибшего сына Лемминкяйнена.

По причине отсутствия в городе оперного театра постановка прошла в концертном зале «Логомо», переоборудованном из бывшего железнодорожного депо и вмещающем несколько тысяч человек. Поскольку яма в этом большом помещении не предусмотрена, оркестр располагался в глубине сцены, за декорациями и солистами, которые могли наблюдать дирижера через мониторы. Так как зал не рассчитан на акустические концерты, то и оркестр, и певцы усиливались через микрофоны, которые, конечно, хоть и мешали судить о подлинной силе и красоте голосов, но давали достаточно яркую и четкую звуковую картину.

Выпускница Хельсинкской театральной академии Тина Пумалайнен, взявшаяся за режиссуру «Калевальцев», вместе со сценографом Теппо Ярвиненом придумали систему катящихся подиумов, периодически складывающихся в разные геометрические фигуры, каждая из которых заключает в себе определенный символ. Так, например, сомкнувшийся круг с хором внутри изображает и кузницу Ильмаринена, и его дорогу к возлюбленной Исме. Художница по костюмам Пирьо Лири-Майава одела персонажей в костюмы скорее восточного стиля. Старец Вяйнемейнен (бас Петри Линдрос) напоминал больше персонажа японского кабуки, нежели героя финского эпоса. Впрочем, миф, как известно, границ не имеет, и в современных реалиях опера малоизвестного немецкого капельмейстера имеет все шансы заставить по-иному взглянуть на финскую музыкальную культуру.