Премьеры января – февраля: много песка и семейных конфликтов

"Разговоры после...". Фото с сайта tabakov.ru

Зимними премьерами театры неожиданно обратились к проблематике семьи, точнее - ее распада, что можно, наверное,  объяснить накопившейся усталостью от глобальных  абстрактных тем. Однако, пьесы выбираются, во-первых, зарубежные, во-вторых,  написанные, по сути, в эпоху другого театра.

 В «Табакерке» играют камерные «Разговоры после …» (1987 года) француженки Ясмины Реза.  Вероятно, чтобы не отпугнуть зрителя, из названия убрали последнее слово – «после погребения», что, безусловно, нивелирует чисто французский парадокс. Вообще, эта пьеса  (абсолютно актерская и тут труппе, несмотря на камерность, есть, где развернуться)  являет собой образчик французской интонации. Приподнятая легкость, тонко подмеченная парадоксальность жизни, изящное и ироничное  жонглирование темой смерти, колкий юмор, светские диалоги, в которых как бы между прочим  вскрывается самое главное, больное, острое. Сюжет не раз опробованный (вспоминаются более поздние «Две дамочки в сторону севера» Пьера Нотта) –  мелодрама с привкусом нуара. Почтенное семейство только что похоронило главу родового дома. Два брата, их сестра, стареющий дядюшка с очередной женой и бывшая любовница одного из братьев, внезапно появившаяся на похоронах умершего отца. Могила насыпается курганом из желтого песка с колосников прямиком на авансцену (спектакль играют в старом здании на Чистых прудах), и она становится частью общего ландшафта. 

Художник Николай Симонов придумал эффектный колумбарий или заброшенную оранжерею во все пространство сцены, дно которой до отказа заполнено желтым зыбучим песком, но из него пробивается чертополох. Могиле поклоняются, она – немой собеседник, но тут же  «оскверняют» любовным соитием. Каждый из персонажей, переживая утрату, доходит до эмоционального пика, сбрасывая с себя прежние оковы условностей. Взрослые одинокие дети, похоронив отца, впервые в жизни разрешают себе жить согласно своим желаниям. Эдит (Марина Салакова) позволяет себе быть любимой и впервые за долгие годы звонит своего давнему другу. Алекс (Иван Шибанов) избавляется от слепого восхищения старшим братом и через жертву, покорно принимая измену возлюбленной, осознает себя. Натан (Евгений Миллер), хищно завоевавший женщину брата, больше не скрывает своих с ней отношений, как бы ни осуждали его в кругу семьи... 

Марианна Шульц в "Разговорах после...". Фото с сайта tabakov.ru

Пьеса о зрелых людях, словно в замкнутом питомнике выгрызающих друг у друга право на счастье, оказалась не под силу молодому режиссеру Данилу Чащину. Камертон в актерском ансамбле  отсутствует. Хотя опытные артисты и ведут свои роли «по школе», выстроенных обертонов, так нужных этой пьесе, здесь нет. Режиссер перенасыщает и без того малый воздух сцены громким французским шансоном, увлекается визуальными фокусами, не отточив интенсивную интригу истории, не закрутив ее спираль мощнее, не проработав психологических нюансов. Отчего видно, что тут «каждый сам за себя». Но одна роль действительно значимая. Марианна Шульц играет моложавую жену старого дядюшки, этакую голубку, примиряющую  окружающих, играет так свежо, кокетливо и страстно, не снимая аляповатой цветочной шляпки, разбавляющей темную картину, что буквально  заряжает зрителей энергией и сочувствием. И, так как актриса не слишком активно занята в текущем репертуаре, «Разговоры после…» - повод увидеть ее на сцене в новом амплуа. 

Михаил Ефремов в спектакле "Не становись чужим" (по пьесе "Возвращение домой"). Фото С.Петрова с сайта sovremennik.ru

В «Современнике» поставили «Возвращение домой» (1964 года) Гарольда Пинтера. Сергей Газаров вслед за «Амстердамом» Александра Галина в прошлом сезоне, с Михаилом Ефремовым в роли провинциального миллионера, представил трагикомедию о британской семье рабочего класса 60-х годов. На этот раз Ефремов играет мясника на пенсии, главу семьи, где трое сыновей и собственный брат и любят, и ненавидят его – брюзжащего, патлатого старика, даже в спущенных кальсонах вызывающего страх и трепет. С костылем и седыми бакенами – на дожитии.  А он отпрысков называет не иначе как «сучьими потрохами». Ефремов задает импровизационный тон, точными штрихами создавая образ старого льва или даже бульдога. 

 Весь первый акт – знакомство с чудаковатой семейкой. Здесь все грезят о прекрасной Мадонне - матери, давно оставившей мир живых, борются за ее любовь постфактум, и каждый божий день собачатся от нечего делать под аккомпанемент сливного бочка, ведь  занятий у молодых людей, в отличие от славного прошлого их отца, о котором тот ежеминутно, пафосно  поминает совсем немного. 

Средний – Ленни (Илья Древнов) – типичный  тэдди-бой, увлеченный своим внешним видом и, как окажется позже,  – подпольный сутенер. Младший Джой (Дмитрий Смолев)– толстяк и начинающий боксер. Боксерский ринг строит на сцене и художник Евгений Митта, создавший на сцене по-киношному натуралистичную гостиную в стиле ретро с настенными украшениями в виде мясных тесаков. Словесная перепалка героев быстро доходит до рукоприкладства и тут характер рабочего предместья Лондона, похожего, впрочем, и на американскую глубинку,  проявляется с размахом – грубо и физиологично. Во втором акте этот душный мирок домашнего то ли шуточного, то ли правдивого полюбовного насилия взрывает третий сын (Александр Хованский), вернувшийся домой после долгих лет отсутствия. Разоблачая, как идеальный антагонист, заплесневевшую философию домочадцев, он неожиданно теряет своего партнера – красавицу-жену, которая не прочь остаться в этом очаге животной, предметной жизни, освободившись, наконец, от надоевшего мужа-философа с его жаждой «интеллектуального равновесия». В финале все мужчины, как зачарованные, собираются у ее ног (Рут – Наталья Ушакова). 

И тут вскрывается главная проблема постановки – чрезвычайная туманность «месседжа». Пинтеровский мерцающий то ли реализм, то ли абсурдизм Газаров  не стремится сделать прозрачным. Можно подумать – зачем, не должен ли повиснуть открытый вопрос? Но складывается впечатление, что пьесу не разобрали должным образом. Ближе к концу, когда комедия перестает быть таковой, и обитатели дома мясника всерьез (или в шутку?) обсуждают, как будут приторговывать телом юной леди для повышения доходов, зритель, окончательно запутавшись в подтексте, теряет логику. Почему виновница жарких споров не шокирована, почему ее спутник так спокойно слушает и, развернувшись, уезжает, что, в конце концов, между нами произошло? На этом эпизоде партер заметно редеет.  Очевидно, что разыгрывается не  трагедия или триллер. Просто в обманчивой зыбкой игре нет четкой позиции режиссера, которая бы задала вектор мысли или подчеркнула условность, разрешила действенную сумятицу и обозначила бы отношения героев. Во всяком случае, на поклоны актеры выходят к сильно смятенному залу.