Живопись как боевик

Ретроспектива Василия Верещагина нацелена на попытку «расширения границ реализма». Фото РИА Новости

Традиционный весенний выставочный блокбастер Новой Третьяковки – ретроспектива Василия Верещагина – нацелен, как часто теперь пишут в музее, на то, чтобы показать художника по-новому. Кроме того, на попытку «расширения границ реализма». На Крымский Вал привезли полтысячи экспонатов из 24 музейных и частных собраний, но большинство произведений из самой Третьяковки. Как говорят в музее, у них практически самая представительная коллекция баталиста. 180 картин и 120 рисунков экспонируют по принципу, на котором настаивал сам автор – сериями и в окружении предметов декоративно-прикладного искусства. Может, мысль насчет границ реализма и осталась не вполне проясненной, но сравнить с боевиком погонные метры верещагинских холстов тянет.

Пока в музейном холле в тизере, снятом Александром Коттом, Верещагин (Анатолий Белый) то воюет, то танцует, выставочный зал усилиями Алексея Подкидышева сделался похожим на импровизированный восточный город со стрельчатыми порталами и закоулками, сходящимися к главной площади. Все начинается – и завершится – как нетрудно догадаться, «Апофеозом войны», визитной карточкой Туркестанской серии и верещагинского творчества. «Посвящается всем великим завоевателям, прошедшим, настоящим и будущим» – известная авторская надпись на раме, от традиций, которые поразили Верещагина у среднеазиатских ханов (пирамиды из черепов как символ завоевательной силы), переходящая в универсальное обобщение. Он, кстати, вообще уделял большое внимание рамам и нередко оставлял на них послания.

Фото автора

Трудно сказать, отчего в том самом тизере среди характеристик художника появляется «сюрреалист», но если вглядеться в груду черепов, то подальше от первого плана, где кисть уже не выписывает их отверзшиеся «рты», а размашистыми мазками обозначает плотное, как черепица, множество, в них в тени вдруг появляется какое-то желтое свечение.

Окончив Морской кадетский корпус в звании гардемарина, Верещагин стал художником, ездил на места сражений, был невероятно успешен – дом в Париже, больше 70 прижизненных выставок, вместе с тем его работы подвергались цензуре (например, большая часть Палестинской серии – это он распродал на аукционе 1891 года в Штатах). Сам он пытался продавать свои серии именно целиком, в том числе правительству. Был чувствителен к критике и не вступил ни в одно из художественных объединений... Словом, его биография сплетается в клубок, где много противоречий. Погиб художник, как известно, на войне, в 1904-м на подорвавшемся броненосце «Петропавловск». Фотографии тонущего броненосца светятся в лайтбоксах отдельной темной комнаты, напротив других архивных отпечатков с уничтоженными Верещагиным работами из Туркестанской серии.

Фото автора

Экзотика, этнографического склада старательно выполненные рисунки и картинки на выставке перемежаются «кадрами» войны. По многочисленным этюдам он потом писал монументальные живописные работы. Достоинство ретроспективы в ее подробности и зрелищности (куратор Светлана Капырина). С одной стороны, против странной нынешней музейной моды минимизировать тексты, здесь тщательно комментируют верещагинские опусы. С другой – тут есть, например, «Распятие на кресте у римлян» из «Трилогии казней», которое не выставлялось после упомянутого нью-йоркского аукциона 1891-го, что уже само по себе любопытно.

Наконец, все это преподнесено в духе удивления как раз экзотикой, что во многом составляет впечатление от экспозиции – практически беспроигрышная ставка. Впрочем, сам Верещагин, для своих показов подыскивавший площадки в центре городов, окружал работы предметами декоративно-прикладного искусства, которые коллекционировал (для нынешнего случая вещи привезли из разных собраний). Те, кто не является поклонником его творчества, могут предположить, что такое соседство высвечивало его творения, ну, объемнее, что ли.

Фото автора

Можно предположить, что заявленные поиски «границ реализма» уводят не только в знаменитые, с эффектностью скомпонованные работы, но и в те, что известны хуже. «Казнь заговорщиков России» и «Казнь на кресте у римлян» тоже выглядят «кадрами». На сей раз из боевиков: Верещагин расставляет огромную толпу массовки, кое-кто из которой должен проявить хоть какую-то непосредственность. Во втором полотне это, в частности, лошадь в яблоках с неимоверно интенсивной цветопередачей (да, до фотошопа) с пышным хвостом у самого края картины. В первом – валящийся ошметками снег (кто-то из коллег пошутил, что песок удавался мастеру лучше). Попытка создать гиперреалистическое ощущение присутствия в художественном плане производит странный эффект. Но еще страшнее делается от работ из посвященной 1812 году серии: большие, но какие-то полулубочные полотна, где отряды бородатых партизан пробираются сквозь повисший именно что клоками на ветвях снег. В Японской серии Верещагин, похоже, решил отступиться от реализма и опробовать модный тогда импрессионизм, временами переходя на пеструю рябь мазков. Выглядит несколько тяжеловесно.