Шутовская душа короля

Лир (Даниил Богомолов) особенно трепетно относится к Регане (Юлия Бокурадзе). Фото Леонида Яньшина с официального сайта фестиваля

В Москве продолжается конкурсный показ фестиваля-премии «Золотая маска». Один из претендентов в «Драме», в «Малой форме» – «Король Лир» Театра-студии «Грань» из Новокуйбышевска Самарской области. Но стоит вспомнить и о внеконкурсных работах-открытиях из программы «Маски Плюс».

Уже с изначальным замыслом у труппы и случается коллапс. С точки зрения художественной формы – спектакль оригинален и сделан с безукоризненным вкусом. Хотя для тех, кто видел опус прошлого сезона, вау-эффекта не происходит. В «Корабле дураков» художник по костюмам Елена Соловьева (вновь номинированная) одевала героев в натуральную ткань – в льняные платья и корсеты, панталоны и разукрашенные башмачки, убранные всевозможными финтифлюшками от пуговок до поясочков, от готических головных уборов до аристократических гульфиков. Графика была проста и одновременно изысканна, словно чистый холст, на который контрастом ложилась масляная палитра актерских красок. В «Лире» – та же канва. Войлочные лоскутные костюмы с историческими приметами вроде эффектных елизаветинских воротников создают негромкий цветовой антураж серо-бурого оттенка. Снова поражает текстура – мягкой, уютной полушерсти, полусукна, что как бы амортизирует жесткую манеру подачи текста, усиленную звуковым рядом наподобие стука железных затворов. Кроме стульев-тронов – у каждого он свой, с местом для написания имени – на сцене ничего нет. Затемненное, скукоженное пространство начинает напоминать тюремные застенки. Впечатление усиливается, когда из тронов тут и там «выпадают» маленькие смотровые окошечки. Кроме внешнего антуража шекспировский текст разбавлен утрированной пластикой, но опять же, если в «Корабле…» она была естественным продолжением жизни лубочных персонажей и усилением эффекта театральности, то здесь выглядит искусственной, надуманной.

Текст в каноническом переводе Пастернака с первых слов уводит зрителя в привычную сюжетную канву, не рассеченную новыми режиссерскими прозрениями. Диалоги звучат тяжело, как стучали бы кандалы, с героями дело обстоит более обнадеживающе. Некоторые из них все-таки переосмыслены. Но не Лир, Даниил Богомолов откровенно молод для этой роли, в которой важно идти не от ума, а от сердца, так что его образ так и остается номинальным. Актеры меняют роли, играя как положительных, так и отрицательных, размывая таким образом границу между добром и злом и отражая ситуацию двуличия, на которой попадается Лир, только после раздела государства познавший истинные лица родных дочерей.

Так, интриган Эдмонд, он же верный Кент Сергея Позднякова – человек не только без моральных принципов, но и по физической природе своей – андрогин (это выражается в «сладкой», заманивающей пластике актера), поэтому он так ловко вкрадывается в доверие и мужчин, и женщин, завоевывая их любовь и дружбу. Неожиданно решен шут, обрусевший и потерявший у режиссера свой ядовитый сарказм. Юлия Бокурадзе играет стервозную лицемерку Регану с хищной улыбкой, к которой Лир относится особенно нежно, словно вспоминая о своей королеве – ее матери. А уже в следующих сценах она – замотанная платком маленькая старушка, босая странница, убаюкивающая Лира, покачивающая его голову в своих руках. Его забытая душа-совесть. Юродивая, страдающая, одинокая («Дяденька Лир, возьми меня с собой», - плачет она). Единственный росточек света в темном мире властных, нутряных интриг.

Поиском изощренной выразительной формы, а значит, и жанра, сейчас, кажется, особенно занят театр, будь то интерпретация классики или постановка почти не звучавшего со сцены произведения. На «Маске Плюс – 2018», недавно завершившей показы офф-программы, выстроилась череда спектаклей с попыткой нащупать свежий путь. В формализме кино. Драматический театр малюсенького города Шарыпово с помощью московского режиссера Галины Зальцман попробовал перенести с киноэкрана на сцену остраненное существование героев Жан-Люка Годара из «Банды аутсайдеров». Актеры играют на сопротивление, не жирными мазками русского психологического, а пунктирным почерком растерянного европейца, потерявшего собственное «я» где-то на рубеже эпох. Играют, словно воплощая в жизнь афоризм пионера «новой волны»: «Если есть сюжет, то есть шанс разрушить правдоподобие». Ведь правда искусства не должна равняться правде жизни.

В обнажении человеческого тела как способе открыть экзистенциальные бездны. Новосибирский театр «Старый дом» инсценировал рассказы-антиутопии Анны Старобинец (режиссерский дебют актрисы Юлии Ауг) о ближайшем будущем. «Злачные пажити» по литературной основе отчаянно напоминают классического Замятина, по режиссерской трактовке – Серебренникова и выстроены как тройной градационный монолог, где первый повествует о сотворении монструозного ангела как следствии жажды толпы поклоняться идолам и в этом видеть горячую веру, а не в милосердии и любви к ближнему своему. А два другие – об утрате человеком недалекого будущего души, когда развернется борьба за владение физическим телом на фоне оцифровки сознания. Все три исполняют молодые актеры-мужчины, освобождаясь от одежды в момент абсолютной физической беззащитности и «обнуления» или, напротив, неодушевленности, когда тело для героя становится чужим и сменным – буквально.

Пределы человеческого существования, но уже из опытов прошлого, исследует спектакль по «Колымским рассказам» Ельцин-центра петербургского режиссера Алексея Забегина. Проза Шаламова подвергается тут минимальной сценической обработке, ее кладут на медитативно- шаманскую музыку (гималайская чаша, варган, барабан) и читают на три мужских голоса. Озверение человека в античеловеческих условиях лагеря возвращало людей к первобытным основам – борьбе с холодом и голодом. Рассказ о голоде, сводящем с ума, продаже совести за кусок хлеба, отрубленном пальце от безысходности и темноты центрируется вокруг печки – пещерного огня, вожделенного очага – вокруг которого собираются заключенные, до самого конца не теряющие светлую надежду.