Директор Рейксмузеума: "Большая ошибка, что мы не купили "Минерву"

Тако Диббитс (справа) считает, что способ коммуникации с искусством меняется с каждым поколением. Фото предоставлено пресс-службой ГМИИ им. А.С. Пушкина

В Пушкинский музей на открытие выставки «Эпоха Рембрандта и Вермеера. Шедевры Лейденской коллекции», представляющей в Москве собрание четы Каплан (см. «НГ» от 28.03.18), приезжал директор Рейксмузеума Тако Диббитс. Он прочел лекцию «С любовью к Рембрандту». У Диббитса удивительная карьера: он изучал историю искусства в Амстердаме и Кембридже, был руководителем департамента старых мастеров Christie's, в 2002-м пришел в Рейксмузеум, став куратором собрания живописи XVII века, в 2008-м – директором коллекций, а в 2016 году возглавил музей. В сентябре ему исполнится 50. Перед вернисажем о Рембрандте и жизни Рейксмузеума Тако Диббитса спрашивала корреспондент «НГ» Дарья Курдюкова.

– Тако, на лекции вы назвали коллекцию супругов Каплан потрясающей и упомянули о том, что они часто дают произведения на другие выставки. Как вы познакомились с Томасом Капланом и сотрудничали ли?

– Впервые мы увиделись с Томом в Нью-Йорке в 2008-м, но я уже о нем слышал, поскольку примерно с 2006 года он стал приобретать очень много работ. Я был поражен, поскольку есть не так много молодых людей (Томас Каплан родился в 1962 году. – «НГ»), коллекционирующих старых мастеров. Кроме того, я знал, что его собрание сфокусировано на лейденской школе, а мне интересны люди с очень четким видением того, что они хотят. Наконец, всегда поражает человек, который смог купить столько работ Рембрандта, ведь их не так много в частных руках. С тех пор мы много раз встречались, но никогда не сотрудничали.

- В гастрольном графике Лейденской коллекции есть Лувр и Лувр Абу-Даби, Пекин, Шанхай. Вы не планируете что-то сделать вместе с Капланом?

- Нет, ведь у нас огромное собрание живописи того же периода и тех же мастеров, и это было бы, как говорят англичане, все равно что "возить уголь в Ньюкасл". Но я вполне допускаю, что мы могли бы позаимствовать отдельные работы.

– Вы рассказывали, что первый каталог с фоторепродукциями произведений Рембрандта появился лишь в начале XX века. Лейденскую коллекцию называют удачей, поскольку она собрана за последние 15 лет, когда большинство важных вещей уже осело в музеях. Известно ли, сколько Рембрандтов хотя бы гипотетически могут появиться на арт-рынке?

– Думаю, в частных руках находится 20–30 произведений, но многие из них не выйдут на рынок, поскольку являются частью старинных коллекций, в том числе королевских.

– Тем не менее в 2015 году Рейксмузеум в складчину с Лувром купили рембрандтовские парные портреты Мартена Солманса и Опьен Коппит 1634 года, которые теперь попеременно экспонируют в обоих музеях.

– Да, но для Рейксмузеума тут особый случай, ведь у нас самая большая коллекция Рембрандта в мире, и сейчас осталось, пожалуй, четыре его работы, которые нам хотелось бы приобрести. Не хочу говорить, какие. Кроме того, уникальность покупки в 160 млн евро (по 80 млн евро от каждой страны. – «НГ») в том, что на тот момент она стала самой масштабной в музейном мире. Кстати, в 1980-х у Рейксмузеума была возможность купить «Минерву», которая сейчас выставлена в коллекции Каплана, и я считаю большой ошибкой, что этого не сделали. Думаю, это одна из самых важных рембрандтовских работ периода 1630-х.

– Как вообще пополняется ваша коллекция, и помогает ли вам государство?

– У нас два критерия приобретения работ. Первый – работа должна менять лицо коллекции, для которой мы ее покупаем. А второй – произведение должно притягивать, завораживать посетителей, чтобы они пришли ради этой вещи. Потому что у нас миллион произведений, и просто приобрести еще одно не так интересно.

Что касается финансирования, обычно это два источника – частные фонды и национальная лотерея (она тоже частная). Но в очень важных случаях государство тоже выделяет средства. И когда Нидерланды и Франция приобретали две упомянутые работы Рембрандта, покупка была так велика, что правительство ее оплатило. Но при приобретении других работ Рембрандта это всегда взаимодействие правительства, индустрии и частных спонсоров. Для покупки его работ частные спонсоры учредили Фонд Рембрандта, куда можно вступить, уплатив 80 евро, и дают деньги.

- Нет ли противоречия в этих критериях - значимости для коллекции и привлечения публики?

- Нет, поскольку мы служим обществу, и наука - для общества. Если вы рассказываете научную историю, зрители заинтересуется - люди любопытны.

– Какие для вас были самые интересные пополнения собрания последних лет?

– Во-первых, портреты Рембрандта, о которых мы говорили, интересны качеством исполнения: когда встаешь перед ними, они поражают. Кроме того, портретов кисти Рембрандта в полный рост известно всего три (третий – изображение Андриса де Граффа 1639 года из Кассельской картинной галереи старых мастеров). Наконец, представленные на них люди рассказывают интересную историю о воплощенных амбициях: помимо того, что написать ростовые портреты уже само по себе амбициозно, здесь есть еще и амбиции молодости. Рембрандту было всего 28 лет, мужчине – 21, а даме – 23. И это, в свою очередь, показывает амбиции молодой республики Нидерланды и людей торговых интересов, поскольку изображенные были детьми торговцев, которые построили эту республику.

А другое приобретение – лакированный японский сундук XVII века, его мы купили, кажется, в 2014-м. Сундуков подобного высочайшего уровня было произведено всего 12, потому что после 1640 года император Японии запретил экспорт таких предметов с использованием лаков высшего сорта. Все 12 сундуков были экспортированы Голландской Ост-Индской компанией, поскольку Голландия была единственной страной, которой разрешалось вести торговлю с Японией. Мы возили эти произведения в Нидерланды и продавали европейским монархам и высшему сословию. Однако в самой Голландии такого сундука не было, поскольку остальные 11 находятся в музеях других стран. Сундук, о котором идет речь, был продан кардиналу Мазарини. Во время Второй мировой войны этот предмет пропал. И недавно вдруг появился на одном маленьком региональном аукционе во Франции. Покупка обошлась недешево – мы заплатили 7,5 млн евро, однако когда речь идет о высочайшем качестве, публика быстро забывает о стоимости. Если же вы делаете что-то из разряда Оk, но дешевое, публика никогда этого не простит.

- Вы занимались дигитализацией собрания - теперь на сайте музея можно составлять свои мини-коллекции произведений, а главное, рассмотреть и даже скачать репродукции в хорошем разрешении. Вы затеяли этот дорогостоящий проект (в СМИ писали о 1,5 млн евро в год) ради привлечения публики или в образовательных целях, или что это дало?

- Прежде всего, это документация на будущее, поскольку она дает подробный отчет о сегодняшнем состоянии произведения, что важно для последующих реставрационных работ. Во-вторых, это нужно для исследований. Когда оцифровано много объектов, это может помочь продвинуться в понимании и истории, и истории искусства. В-третьих, для образовательных целей. В-четвертых, это хорошо привлекает публику: когда человек увидел работы в оцифрованном виде, ему хочется посмотреть то же самое вживую. Но должен сказать, что Пушкинский музей уже многое сделал, оцифровывая свою голландскую живопись.

- Но их еще нельзя скачивать в хорошем разрешении.

- Мы приняли решение о возможности скачивания иллюстраций высочайшего качества, поскольку картины старых мастеров не защищены авторским правом, и мы, в конце концов, служим публике - это не только наша коллекция. Ну, и администрация музея сочла, что дороже платить зарплаты людям, которые отслеживали бы такие скачивания.

– У вас в музее необычные акции по привлечению аудитории, в частности, в прошлом году вы наградили 10-миллионного посетителя Стефана Каспера, позволив ему провести ночь в музее один на один с рембрандтовским «Ночным дозором», что обсуждалось в Интернете по всему миру. Еще у вас есть ежегодный конкурс дизайна...

– Хотя само искусство не меняется, способ коммуникации с ним меняется с каждым поколением. Сегодня доминирует цифровой формат общения, поэтому нужно искать неординарные решения, чтобы они разошлись по Сети. Особенно учитывая то, что музейные бюджеты очень ограничены. Мы думали, что же мы можем дать 10-миллионному с момента открытия музея после реконструкции (она длилась в 2003–2013 годах. – «НГ») посетителю, и решили предложить то, о чем мечтает каждый: провести одному ночь в музее. А последний конкурс дизайна выиграл Леша Лимонов из Белоруссии, у которого была отличная задумка с масками для сна – проект «Шедевры никогда не спят», вдохновленный нашей картиной Верспронка «Девочка в голубом платье». На масках – глаза с наших «недремлющих» произведений. Часто замечательные идеи замечательно просты.

- У вас поразительная карьера, вы курировали успешные выставки («Рембрандт и Караваджо» в 2006-м и «Поздний Рембрандт» в 2015-м), писали книги, отвечали за создание новой постоянной экспозиции после реконструкции, теперь руководите музеем. Для вас как для искусствоведа что во всем этом главное?

- Делиться с максимальным количеством людей любовью к искусству и верой в то, что оно делает нас людьми.

- Когда Рейксмузеум открылся после реконструкции, вы говорили, что это уникальный случай, поскольку площади стали не больше, а меньше. Кроме того, вы шли к синтезу искусств и к уменьшению числа произведений в постоянной экспозиции ради большего эффекта, поскольку прежде люди уставали от перенасыщения. Это сработало?

- Есть знаменитая английская пословица "Меньше - это больше". Да, сработало, поскольку Рейксмузеум все равно большой, а чтобы людям было комфортно, им нужен человеческий масштаб. Это помогло им сосредоточиться.

– В документальном фильме Уке Хогендайк «Новый Рейксмузеум» (см. «НГ» от 11.09.15), посвященном реновации, рассказывалось о тормозивших процесс велосипедистах, которые отстаивали велодорожку. Они действительно так сильно мешали? Там звучала фраза прежнего директора о том, что ему некогда заниматься Рембрандтом, поскольку он занят велосипедистами.

– Мой предшественник занимался именно реконструкцией, сосредотачиваться на Рембрандте не было его задачей. Велосипедисты не помешали завершить строительство в срок, но они выявили типичный для реалий Нидерландов аспект: для голландцев велосипед символизирует свободу. Наверное, как машина в Москве, если, конечно, вы не стоите в пробке. Они показали, что эмоции людей – важный фактор, и нужно бережно относиться к человеческой свободе.