Наталия Сурнина
Голос Томаса Квастхоффа действует магически и умиротворяюще.
Фото Александра Иванова предоставлено пресс-службой фестиваля
C началом апреля в Новосибирске завершилась основная концертная программа Пятого Транссибирского Арт-фестиваля Вадима Репина, серьезные коррективы в который внесла страшная трагедия в Кемерове. Удивительным образом день национального траура совпал с запланированным ранее джазовым вечером Томаса Квастхоффа – выдающегося музыканта и человека, являющего собой пример беспрецедентной силы духа, мужества и оптимизма. Певец поначалу планировал отменить выступление, но передумал, и даже сам по себе его выход (не говоря уже о песнях и голосе) вдохнул в этот беспросветный, полный слез вечер надежду и веру в то, что любое несчастье преодолимо.
У жизни своя драматургия: очень символично, что в этот день должен был петь именно Томас Квастхофф. Немецкий бас-баритон, любимец публики, выступавший со многими крупнейшими дирижерами и певцами современности на лучших сценах мира – от Венской оперы до Карнеги-холла, – родился с тяжелейшей физической патологией. Он, как и люди, погибшие в «Зимней вишне», – жертва преступной халатности, человеческой безответственности, желания делать деньги, не думая о последствиях.
Его мать, будучи беременной, принимала седативный препарат талидомид, не прошедший лицензирования, в результате его распространения в разных странах Европы родилось около 10 000 детей с тяжелыми физическими пороками. Около половины из них выжили, но остались инвалидами на всю жизнь. Тогда судебный процесс, развернутый в ряде стран, не просто назначил крупные выплаты пострадавшим, но постановил, что первоочередной задачей является изменение существующей системы, – это повлекло за собой серьезное ужесточение процедуры лицензирования лекарственных средств.
С одной стороны, обо всем этом невозможно было не думать, глядя на Томаса Квастхоффа в тот вечер. С другой – нельзя было не думать и о том, что человек перед нами – с удивительным голосом, с добрыми и мудрыми глазами, с такой теплотой говорящий о своей жене, дочке и маленькой собачке, – красноречивый пример того, что даже в самой безвыходной ситуации выход есть. Да, людей, погибших в том страшном пожаре, не вернуть. Да, оправдать случившееся невозможно ничем. Но можно найти утешение в любви к ближнему и простых радостях жизни – той жизни, где для счастья нужны не торговые центры, а возможность обнять родного человека и спеть вместе с ним любимую песню.
26 марта Томас Квастхофф с джазовым трио выступал в Санкт-Петербурге, где проходит один из маршрутов «дальнего следования» Транссибирского фестиваля, – их программу услышали целиком. Но о том, чтобы в день траура исполнять легкий джаз в Новосибирске, откуда до Кемерова чуть меньше 300 километров, не могло быть и речи.
Буквально за сутки подготовленный концерт в память жертв ответил духу тех дней. Он сложился стихийно, как мемориалы и митинги по всей стране, и объединил многих. У каждого в репертуаре нашелся свой маленький реквием. На сцену Большого зала филармонии вышла Вероника Джиоева, которая приехала не на фестиваль, а для участия в спектаклях оперного театра, – она с горечью и болью спела «Ave Maria» Вавилова (Каччини), и многие не могли сдержать слез.
Концертмейстер оркестра Баварского радио Антон Бараховский, занятый в ближайших концертах фестиваля, сыграл скорбную первую часть Скрипичной сонаты № 1 Баха. Зарубежные солисты, репетировавшие «Мессу» Баха (она прозвучала двумя днями позже), исполнили «Recordare» из «Реквиема» Моцарта, а студент колледжа при Новосибирской консерватории, участник фестивальных мастер-курсов Роман Борисов сыграл «Осеннюю песнь» из «Времен года» Чайковского.
Сам Вадим Репин в числе первых вышел на сцену, вместе с виолончелистом Александром Бузловым и пианистом Алексеем Володиным исполнив первую часть знаменитого Трио «Памяти великого художника» Чайковского. В медленной части из Фортепианного квинтета Шумана к нему помимо Бузлова присоединились солист Новосибирского оркестра Илья Тарасенко и две юные участницы мастер-курсов Альбина Хайбуллина (скрипка) и Ева Медведко (фортепиано).
На фоне кемеровских событий участие в концерте детей приобрело особое значение. Внимание Репина к подрастающим музыкантам ощущается во всем: в насыщенности большой образовательной программы фестиваля, в его собственных мастер-классах, необыкновенно интересных и теплых по атмосфере, в отношении солиста с мировым именем к молодым партнерам по сцене – без скидок на возраст, со всей серьезностью, но со струящейся в каждом взгляде отеческой заботой.
С появлением на сцене Томаса Квастхоффа и его трио музыка слез и человеческого горя уступила место музыке утешения и надежды. Голос Квастхоффа – глубокий, спокойный и необыкновенно красивый – действовал магически и умиротворяюще. Певец в отличие от многих российских чиновников, не нашедших в те дни подходящих слов, после первой композиции обратился к публике. «Во времена дипломатического сумасшествия мне как гражданину Германии, – сказал он, – было важно показать нашу солидарность. Музыка, дети, хорошее воспитание и, конечно, культура – вот то, что всем нужно гораздо больше, чем политические игры. Участием в сегодняшнем концерте мы хотим привнести немного мира в этот мир».
Вслед за этим он спел «Imagine» Джона Леннона под скромный аккомпанемент фортепиано, и чем ближе к концу, тем больше выбивался из ровного течения песни, привычного по авторской записи. Манифест 1971 года прозвучал остро и актуально, будто был написан вчера, а некоторые строки Квастхофф возвещал своим громоподобным голосом как заповеди: «nothing to kill or die for» звучало как грозное «не убий».
Тихие и медленные песни в мажоре в сочетании с необыкновенно выразительным бархатным голосом Квастхоффа действовали на уставшие сердца и души как целительный бальзам, как колыбельная, обещающая сладкое забытье после кошмарного сна. Фантастически чуткие музыканты трио (пианист Франк Шастенье, контрабасист Дитер Ильг и ударник Вольфганг Хафнер) существовали на сцене как одно целое с певцом, хотя на профессионализм и изобретательность каждого из них в отдельности нельзя было не обратить внимания. Отпускать их не хотели, но Квастхофф пообещал при первой возможности вернуться в Новосибирск, чтобы сыграть программу целиком. А еще пообещал направить 5000 евро семьям жертв катастрофы в Кемерове.
Новосибирск–Москва
комментарии(0)