Запах родины

Телефон – давно не «третий лишний»... Фото агентства «Москва»

В Театре им. Ермоловой инсценировали роман Дмитрия Глуховского «Текст», который автор популярных фэнтези-бестселлеров написал год назад, изначально предполагая создать сценарий кинофильма. Фильм в итоге в производство не вышел, синопсис показался кинорежиссеру слишком мрачным. Максима Диденко это не смутило, скорее наоборот: он определил жанр спектакля как кибернуар.

Максима Диденко в этот сезоны зовут театры, которым нужна художественная встряска. Так, зимняя премьера в Театре на Таганке к юбилею Высоцкого привлекла внимание тех, кто отчаялся при Ирине Апексимовой увидеть на Таганке резонансные работы (еще один новый термин, вошедший в театральный сленг последних сезонов благодаря одному скандальному блогеру). Театр им. Ермоловой под руководством Олега Меньшикова тоже давно не входил в число ньюсмейкеров. И вот, пожалуйста, имя режиссера Диденко на афише явно выведет этот сезон в коллективе в отдельную театральную строку.

Раньше Диденко ассоциировался с волной нового осмысления советской классики: «Конармия» Бабеля, «Молодая гвардия» Фадеева, «Земля» Довженко, «Цирк» Александрова. В какой-то момент временной вектор поменялся. На «Золотой маске – 2018» в Москве показали постановку «Я здесь» по стихам Льва Рубинштейна новосибирского театра «Старый дом» – о феномене переживания коллективным телом народа эволюции тоталитаризма из века XX в век XXI. В «Беги, Алиса, беги» на кэрролловский текст была наложена калька современности. А уже в «Тексте» кричащая реальность и стала объектом для исследования режиссера.

Реалистический триллер Глуховского упрекали за лобовое морализаторство и псевдолитературные красивости в виде выспренных метафор и натянутых сравнений. В спектакле цельный роман, естественно, подвергся резкому купированию, чтобы уложиться в размер сценического времени, и это не пошло тексту на пользу. До конца ясными все редуцированные повороты фабулы остались лишь для тех, кто заблаговременно роман прочитал. Впрочем, таких найдется немало – фан-клуб у автора обширный. Так, предыстория дана визуально емко, но действенно нечетко: типичному обывателю-студенту в клубе, куда он пришел со своей девушкой (Дарья Мельникова), подкидывают наркотики и упекают на решетку. Ведомый людьми в масках Илья (Илья Маланин) опускается в мусорный бак и обмякает в его содержимом, а уже в следующей сцене из-под крышки того же бака он вылезает в черном капюшоне – как бы отмотав срок.

То, что с героем не происходит ровным счетом никаких перемен после столь поворотного в биографии события, даже критиковать как-то неудобно – сегодня не в чести побуквенное следование законам психологического театра. Так и представляется ответ режиссера, который видит в этом одну из форм собственного эксперимента. На деле все банальнее: Маланин – актер по большей части сериальный, хотя и имеет несколько названий в репертуаре Театре им. Ермоловой, играл вместе со своим институтским мастером Валерием Гаркалиным в «Дворе» Гоголь-центра. И его выпадение из природы театрального существования особенно заметно на фоне актрис старой школы в эпизодических ролях – Ольги Матушкиной, Елены Силиной, которые парой узнаваемых штрихов создают социальные портреты: соседки, медсестры, матери. На фоне Артема Ткаченко (первое сотрудничество с Диденко у него было в «Черном русском»), актера кино, но играющего точно, собранно. Его герой Петр – антагонист центрального персонажа, мент-наркодилер, который и засадил того на семь лет на зону. Вернувшись, бывший студент решает ему отомстить за сладкую жизнь: убивает и прячет труп в подворотне, но когда в его руках остается телефон обидчика, невольно включается в его пролонгированную виртуальную жизнь – общение с родственниками и близкими. Дистанционно общается с его матерью, потеряв свою (не дождалась его из тюрьмы), пытается наладить отношения с его отцом-деспотом, ведь своего он даже не знает, увлекается романтичной возлюбленной мучителя (Нина – Кристина Асмус). Иными словами, живет жизнью другого человека, сперва планируя таким образом навариться на его деньгах, а затем незаметно включаясь в управление этой оборванной в живой реальности судьбой и судеб с ней связанных.

Ноу-хау постановки и заключается в том, что главный винтик, скрепляющий людей, – смартфон: главный герой беспрерывно листает переписку, просматривает фото и видео (личное и рабочее-компроматное) своего недруга. Художник Галя Солодовникова поставила на сцене разъезжающиеся панели, на которые проецируется изображение, и зрители перманентно погружаются в содержимое виртуальной памяти. Она существует в двух измерениях – текстовом и аудиальном – через монологи актеров.

Чужая жизнь со всеми радостями и горестями, удовольствиями и проблемами умещается в одном маленьком устройстве. И это, конечно, самая яркая и правдивая метафора наших дней. В остальном бандитские разборки, разыгранные в стиле типичных американских триллеров, скорее нелепы, постельные сцены, в которых режиссер захотел остаться пуританином (все-таки театр с историей!), – тоже. В языковом плане ограничений здесь не ставили: сленг соседствует с легким матом, и это, наверное, единственный свободный пласт спектакля.

Потому что, кроме нескольких удачных «зарисовок» (смешными вышли «заметки» из повседневности – вот герой идет в салон связи к менеджеру с голубоватыми повадками, в турфирму, которая работает в связке с УВД, к другу детства, которого строит по струнке молодая жена с ребенком, etc.), сцены детективной линии выглядят по-игрушечному, не говоря уж про на зубах навязшее включение сводки новостей. У Диденко они еще и спрессованы для пущей наглядности во временном плане – украинский майдан сопряжен с войной в Сирии и выступлениями Трампа. Хотя критический пафос и романа, и спектакля можно даже назвать смелым – тут и гнилая коррупционно-аморальная сеть силовиков и всей пенитенциарной системы, и распад семьи, и потеря жизненных ценностей в обществе – все язвы времени и бытовой абсурд. И даже сардоническое подтрунивание над властью: в прологе словно камера выхватывает диалог двух пенсионерок на лавочке об «импозантном мужчине Пескове» и его жене Навке.

О том, что, возможно, и стоило все-таки снять фильм по роману, а не ставить спектакль, мысль приходит не раз. Одну сцену и вовсе целиком дают кинематографически, и в нее вносит свои «пять копеек» сам Меньшиков в роли большой шишки в интерьерах кафе «Пушкин». Все-таки в этой истории, где автор заканчивает на «старомодном» торжестве совести, техническая новация создает оригинальную форму. Тем более что начало подобным экспериментам положено: «Профиль» Тимура Бекмамбетова снят в формате «скрин-лайф», где все действие происходит будто бы на экране компьютера.

У Диденко есть свои режиссерские кинонаходки в этом театральном тексте: камера телефона снимает лежащего героя сверху и его лицо мы видим только через видеотрансляцию, на сцене же, по сути, ничего не происходит. Герой прокручивает чужую переписку и слова, озвученные актером на камеру, превращаются в отрывок заново проживаемой жизни. В конце концов, актеры играют не в свете софитов, а в свете вспышки камеры телефона. Но когда на предпремьерном показе в кульминационный момент отказывает техника, и режиссер выходит к залу принести свои извинения (на минуту это показалось специальным ходом - остановка на самом интересном месте в детективной интриге), находишь, что невозможность продолжить игру актеров только из-за того, что проектор больше не будет транслировать медиа-декорации, пусть и очень важные в этой концепции, очень обидный тренд времени, точнее сказать, не всегда удачная попытка быть в тренде. Отказавший блок питания, кстати, назывался «Байкал». Как у Глуховского - настоящий «запах родины».