Третьяковка завершила "версию эпохи" напряженным ожиданием

«Теннисистка» Олега Кулика – Анна Курникова – как экспонат. Фото агентства «Москва»

Проект «Искусство 2000-х», сделанный кураторами Ириной Горловой и Кириллом Светляковым, – это и продолжение прошедшей в Третьяковке в 2016–2017 годах выставки «Современное искусство: 1960–2000. Перезагрузка», и необходимая рефлексия об арт-процессах 2000–2010 годов в России. Проект, безусловно, нужный и долгожданный, он отражает и сложности работы музеев с современностью, поскольку пополнения этих фондов идут трудно и сейчас львиная доля работ взята из других коллекций. Но, главное, дает авторский взгляд-обобщение двух авторитетных экспертов.

«Искусство 2000-х», подчеркивает Кирилл Светляков, – кураторская «версия эпохи». Предлагая эту версию, кураторы не собираются заигрывать с публикой, это видно и по стилистике текстов к разделам, но тем не менее сразу и не без иронии ставят зрителя перед одной из самых расхожих претензий, предъявляемых к современному искусству: «некрасиво». Такие суждения вообще в разговоре об истории искусства не то чтобы вовсе табуированы, но лишены смысла, а здесь как раз дело в дискуссии, вариациях – «режут»-то, можно сказать, по живому, рассказывая о том, что было совсем недавно. Так что в первом же зале «Нонспекуляторное искусство» буквально стенка на стенку помещены искусство незрелищное (одноименный названию раздела проект Анатолия Осмоловского) и, напротив, всеми силами притягивающее взгляд («Торт» и «Японские красавицы» Александра Виноградова и Владимира Дубосарского).

Нонспекуляторное – искусство, рефлексирующее об искусстве в жизни (и стирающее между ними границу, что в принципе – продолжение линии, начатой по крайней мере Марселем Дюшаном), о критериях оценки культуры, принципах ее функционирования. Собственно, и зрелищное/незрелищное – одна из сквозных линий выставки, связка с Zeitgeist.

Как хорошая выставка, эта – многослойна. С одной стороны, это, естественно, про художников, заявивших о себе на арт-сцене нулевых (например, Андрей Кузькин, Ирина Корина, Аня Желудь, Хаим Сокол, Арсений Жиляев...), или про тех, чье творчество в это десятилетие трансформировалось. Тут будет, в частности, Олег Кулик – но уже не акционист 1990-х, а создатель эдакого grand art нулевых с «Теннисисткой». Анна Курникова гипернатуралистично машет ракеткой и гримасничает, но ее крохотный корт заключен в витрину – свою героиню художник уподобляет естественно-научному экспонату. Нулевые – время, когда «потрясающе», если оно и брошено в адрес произведения искусства, часто отражает противоречивые эмоции. Как, например, в фотосерии Сергея Браткова «Моя Москва», где пульс вечного праздника неотделим от пульса абсурдности, порой устрашающей.

Другой слой – тенденции, они же – заглавия разделов: «Нонспекуляторное искусство», «Апроприации (Искусство как практика – духовная и повседневная)», «Пост-апокалипсис», «Акционизм и протестное уличное искусство», «Новые левые». Понятно, что в государственном музее вряд ли можно было показать документацию акции группы «Война» «*** в плену у ФСБ» (2010) – но здесь упомянуты другие их акции. Наряду, например, с «Монстрациями» Артема Лоскутова.

Наконец, третья линия – собственно то, как выставка «дышит», как кураторы режиссируют «выходы» произведений. Вновь пробивается ирония в том, что рядом оказались «бедное» по материалам искусство Арсения Жиляева и говорящее совсем о другом «бедное» искусство Николая Полисского. Зато следом, без паузы, – «Последнее восстание» группы АЕС+Ф, там герои, будто эффектно сходящие с обложки глянцевого журнала, медитативно, но методично «рубят» друг друга.

Период 2000–2010 годов увиден из сегодняшнего дня, с сегодняшним ощущением нестабильного кидания из стороны в сторону – вернее, с ощущением, сейчас сильно обострившимся. Своего рода реперными точками в экспозиции стали монументальное полотно «Подводный мир» Виноградова и Дубосарского, инсталляция Urangst Ирины Кориной (от немецкого ur – «первичный» и Angst – «страх») и видео «Ожидание» Владимира Логутова. Первое – красочная картинка подводного мира, где плещутся рыбы и игрушки, акулы и офисные работники, не ставшие людьми-амфибиями, отчего в какой-то момент радужное полотно вселяет страх. В инсталляции Ирины Кориной из-под ног на каждом шаге уходит почва: в отделанном сайдингом закутке пол лежит ровно до тех пор, пока по нему не ходят. Наконец, «Ожидание» – видео-фреска, в которой объектив медленно «скользит» по толпе обыкновенных людей – они куда-то смотрят, ожидая чего-то неведомого ни зрителю, ни вообще – неведомого, бабушка поправляет берет... Неустойчивость и страх – черты эпохи.