Лабиринты Звезды

«Театр Звезда» – и про историю труппы, и про историю места. Места силы, которое сегодня несколько запылилось. Фото Ольги Брагиды/ЦАТРА МО РФ

«Театр Звезда» – единственный пока спектакль в репертуаре Театра армии, который «разламывает» его устоявшийся вектор консервативного репертуара. По большей части в нем участвуют молодые артисты, и спектакль претерпевает немало вводов. Но его концепция, позволяющая зрителям пройти здание-лабиринт снизу доверху, хоть и перевешивает художественные достоинства, дает новое понимание этого театра. Соединяет прошлое и настоящее.

Маршрут начинается в центральном фойе, сразу при входе. Еще с 30-х, когда Клим Ворошилов ставит задачу архитекторам Симбирцеву и Алабяну построить театр-звезду, созвучный эпохе, между Божедомкой и Самотечной, – взяв за основу форму своей пепельницы. На его крыше должен был стоять красноармеец, охраняющий вождя на так в итоге и не построенном Дворце Советов. Там же мы  знакомимся с проводником – нашим современником (Тимур Еремеев). Он поведет по всем закоулкам и будет дополнять историческими справками – неизбежными монтажными склейками – разыгранные актерами сцены.

 Только успев приступить к работе (на лестнице – шекспировские репетиции режиссера Алексея Попова), театр едет в эвакуацию – начинается война. И публика уходит с торжественных мраморных лестниц в подвальные коридоры – стилобат, почти бомбоубежище. Там же – мастерские театра, где быстро разыгрывают свердловские эпизоды, когда с одной пайкой хлеба в день на человека до голодного обморока в театре репетировали жизнеутверждающую пьесу Гладкова «Давным-давно» о кавалерист-девице Шурочке (ее играла Любовь Добржанская), поручике Ржевском и добряке Кутузове.

Удивительно, но фронтовые сцены со страшными подробностями о том, как актеры не только выступали перед солдатами, но и сопровождали санитарные поезда, с остановками каждые пять километров на выгрузку умерших, или попадали в окружение, и ничего не оставалось, как бежать навстречу пулям, оставались в плену и уезжали работать на немцев, – так вот фронтовые сцены, казалось бы, программные для Театра Российской армии, у молодых актеров совсем не выходят. Военные бы точно не поверили! Ведь задача не из простых – на пятачке, в кишке катакомб, в максимальной близости к зрителю считаными штрихами передать ощущение времени, чтобы не только на словах или эффектах, но во взгляде, жесте, состоянии хоть на секундочку дать почувствовать, как это было. Скромные роли (буквально – костюмерши или секретаря профкома на одну-две реплики) достаются старожилам труппы, но вот обаянию этих актрис, их истинному ремеслу, выверенным интонациям веришь безоговорочно: Ксении Хаировой, Елене Анисимовой, Людмиле Каныгиной.

Режиссерские ходы (постановщиков – трое: Галина Зальцман, Алексей Размахов, Глеб Черепанов) срабатывают гораздо точнее. Так, актеры из 10-й фронтовой бригады театра, которую война не пощадила и разбросала, если вообще сохранила в жизни, произносят свои монологи, медленно уходя ввысь по тоннелю и растворяясь в темноте. А самой запоминающейся становится мистическая сцена с духами театра (мы снова возвращаемся в бесконечные лестничные пролеты Звезды) – сквозная шахта с самой длинной в мире висячей люстрой залита синим мерцанием, и актеры в белых рубахах, медленно поднимаясь по ступенькам, переговариваются «голосами» великих. 

Всего несколько таких архитектурных артефактов в этом маршруте, на которые именно спектакль обращает внимание, а раньше ты их мог даже не заметить. Или наоборот – не имел возможности взглянуть  с другого ракурса, как не мог вот оказаться на громадной сцене театра. Это ее Фаина Раневская когда-то назвала целым аэродромом, а потому и отказалась здесь играть. 

Оказывается, в Театре армии есть не только фреска Бруни в Большом зале. Но и замечательный плафон в одном из фойе, расписанный Дейнекой, – с таким узнаваемым счастьем и полнотой жизни, льющимися теплым светом с композиции. Оригинальная перспектива, по которой художник расположил бегущих красноармейцев-физкультурников не по центру, а по краю, была, конечно, подвергнута обвинению в формализме. Но расписанный плафон, к счастью, остался доныне. 

Уследить, как выбираешься из подземных застенков снова в помпезные интерьеры с красным бархатом, очень сложно. В этом смысле пьеса (драматург – Саша Денисова), разыгрываемая в непрестанном движении с непредсказуемыми остановками, почти не теряет напряжения и через два часа пути. Причем вербатим настолько ловко спаян с художественным домысливанием, что, когда под конец приходишь в локацию Малой сцены с сильнейшим эпизодом расправы худсовета над Алексеем Поповым, только диву даешься, как выцепленные из «свитков» стенограмм заседаний фразы монтируются в картину бытового абсурда. «Артистами не показана трагедия морского флота». «Вот, может быть, Алексей Дмитрич поможет довести постановку до ума». Немая реплика-рефрен: «Я бы Шекспира поставил». Рефрен ответа: «Алексей Дмитрич, такой автор не пройдет мимо нас, успеется...» 

Все время балагана, который закручивается вокруг него в зале, как бы заполненном бессловесной труппой (на креслах развешаны таблички), режиссер (Максим Чичиков), составивший славу театра, сидит, вперив взгляд в одну точку. Он начинал в 30-х, занимался настоящим художественным поиском, а после войны был вынужден латать слабые идеологические спектакли. Однажды, придя в бухгалтерию, просто узнал, что зарплату ему больше не дадут – так задним числом он был уволен. После чего умер – это был для него удар. Над ролью худсоветов потом в спектакле зрителю напрямую предлагают задуматься: а так ли безобидно то, что сейчас их опять хотят вернуть?