Терапевтически глядеть в окно

Время как будто остановилось... 
Изображение со страницы галереи Тотибадзе в Facebook

Два маленьких зала галереи Тотибадзе на Винзаводе завешаны картинками: слева – графика Светланы Сутягиной, остальное – живопись ее мужа. Все вместе – проект «Вид из одного окна», «общий мир, увиденный из одного окна в совместных поездках: улочки, городки, речки и домики, поля, рощи, легендарный Париж», как пишет в эссе к выставке Татьяна Алексеева. Вот эти через запятую поставленные соседствовать поля, рощи, Париж, в общем, составляют и принцип выставки, где известное не вполне отделимо от просто-каких-то-мотивов, большое от малого.

А главное, что время здесь как будто застыло. Не в том смысле, что ничего не происходит (хотя тут действительно ничего не происходит) или, наоборот, происходит слишком быстро, а просто это самое время не убегает, не нагоняет и не подхлестывает. Не нервирует. Оно словно остается за кадром, прилепившись к стоп-кадрам пространства. И даже старенький пузатый будильник на подоконнике, ставшем у Сутягина шуточным пьедесталом для серо-дымчатого зимнего денька во дворе, – кажется, законсервировался в каком-то своем измерении.

С пространством здесь тоже отношения особые, потому что отыскать «легендарный Париж» не очень получается, а вот московские бульвары, шатровые колокольни, «Красный Октябрь» с разлапистой свечкой-маковкой колокольни Ивана Великого вдали и без привкуса дорогой недвижимости – тоже не столько про конкретные места, сколько про ощущение города там, где он еще остался каким-никаким старым и потому может служить опорой для общих у разных людей воспоминаний. Эти картинки с приоткрытыми дверями у Сутягиной и с приоткрытыми форточками у Сутягина, пейзажи с непримечательными, простыми мотивами – об атмосфере. Не в смысле того слова, которое сегодня донельзя затерто, а в плане попытки передать какую-то вневременную воздушную атмосферу, которая, как это случается в жизни, вроде бы из ничего создает ощущение спокойствия и порой даже уюта.

Эта атмосфера – прежде всего в технике работы. Стены домов, как будто вручную слепленные, намеченные несколькими штрихами человеческие фигурки, колористический камертон неба, светят фонари или идет снег, у всего более или менее размытые очертания, и все – больше цветовые многослойные пятна, чем линии. Все это – с достаточной степенью условности, чтобы не превратить работы ни в бытописание, ни в писание видов, и с юмором.

Потому что, к примеру, на главной стене – той, которую первой видишь от входа, – Сутягин помещает эдакий «триптих», в центре которого «Грачи». Привет вполне забронзовевшему за прошедшее время опусу Саврасова выглядит еще прозаичнее первоисточника, пока над деревьями машет крыльями-галочками стайка птиц. Или вот вечный и поэтому интонационно трудный мотив с матерью, кормящей ребенка, Сутягин превращает в сельскую сценку: поодаль «заняты» за столом мужики, а у края картинной плоскости, на внушительных стульях с овальными спинками, будто усевшись позировать фотографу, – округлая женщина с младенцем и болтающая ногами старшая дочка.

Графика и живопись Сутягиных – камерный мир, терапевтическое видение, фиксация моментов, которые в этом случае тем и хороши, что и остановлены, и повторимы.