ВХУТЕМАС, остановленный на бегу

Такой дизайн мебели и интерьеров пришелся бы по душе и сегодняшним декораторам. Фото агентства «Москва»

100-летие открывшихся в Москве в 1920-м и прославившихся на весь мир Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС) отмечают довольно широко выставками и книгами. Осенью в галерее «На Шаболовке» представили «Детский ВХУТЕМАС» (см.«НГ» от 07.10.20). Только что галерея «Веллум» начала показ «ВХУТЕМАС -> наследие». В Музее архитектуры скоро стартует проект «ВХУТЕМАС-100. Иллюминаторы завтрашних городов. Архитектурный факультет». ВХУТЕМАС словно пытаются сделать наконец не просто знакомым словом, но органичной частью общей культурной памяти – знания об экспериментальной, разноплановой, иногда противоречивой школе, которая была ликвидирована в 1930-м и которую сравнивают с легендарным немецким Баухаусом. Эту культурную память предлагают разделить самой широкой аудитории, поскольку самый масштабный выставочный оммаж, развернутое в Музее Москвы гигантское экспозиционное «полотно» «ВХУТЕМАС 100. Школа авангарда», сделан зрелищно, как любимые публикой выставки-блокбастеры.

Живописный (чемпион по числу выпускников – 545 человек), архитектурный, полиграфический, скульптурный, дермет (обработки дерева и металла), текстильный, керамический – факультеты ВХУТЕМАСа, в 1927-м переименованного во ВХУТЕИН, Высший художественно-технический институт. Каждый из факультетов сейчас стал фактически самостоятельной выставкой (кроме того, у проекта есть сайт-сателлит vhutemas.mosmuseum.ru, в частности с картой вхутемасовской Москвы и воспоминаниями о некоторых из этих мест). Почти у каждого – помимо факультетов речь идет о разделах по отдельным дисциплинам, например «Пространство», – свой куратор. Под общим руководством Александры Селивановой все это собирали по десяткам коллекций – музейных, архивных, частных – Надежда Плунгян, Анна Бокова и Илья Лапин, Рустам Габбасов, Мария Силина, Анна Сокольникова и Ксения Гусева.

Багаж вхутемасовских экспериментов вываливается на посетителя эффектной махиной рисунков и текстов, скульптур, чертежей, отрезов тканей, архитектурных макетов и моделей мебели. Большие факультетские сюжеты, нанизанные теперь друг на друга вдоль стен, скреплены рассказом об общих дисциплинах – ему отдана сердцевина выставочного пространства. Сформировавшееся к 1923 году основное отделение стало одной из особенностей мастерских (нечто подобное было и в немецком Баухаусе). На вводном для всех факультетов пропедевтическом курсе давали базовые дисциплины «Пространство», «Графика», «Цвет» и «Объем» – ВХУТЕМАС ковал кадры для строительства нового мира, но прежде нужно было переустроить художественное сознание. Что, естественно, порождало споры и внутри институции: к примеру, пока на архфаке традиционалисты ратовали за зубрежку классического ордера, новатор Николай Ладовский (это он придумал дисциплину «Пространство») пытался разбудить в студентах креативность.

Лозунг преподававшего на керамическом и дерметфаке конструктивиста Владимира Татлина «Искусство – в жизнь!» мог бы стать одним из эпиграфов выставки. Студенты должны не просто создавать, а анализировать художественную форму, и эта форма, как многие считали («чистовики» тут, естественно, спорили с «производственниками»), должна быть применима к жизни. И если один из принципов конструктивистов был в оформлении «каждой детали функционально», то для предмета «Выявление формы цветом» Александр Осмеркин призывал вспомнить заветы Сезанна и «лепить» предметы как шар, конус и цилиндр, а еще каждым мазком выявлять форму и планы, иначе даже «правильный цвет… остается пустым».

Но ВХУТЕМАС строили по принципу свободы, и здесь сосуществовало все со всем. Абсолютно лирические пейзажи, так сказать, живопись без практического толка – и мебель, выглядящая современно и век спустя. Герои нового времени на 60-метровом майоликовом фризе Кожевнических бань – и все-таки опора на классику, как у Соломона Никритина в воспроизведении свода Сикстинской капеллы, пусть и очень схематичном («Архитектоника. Связь живописи с архитектурой»).

Агитация, представленная хоть в театрализованных действах (карнавал «Советский Союз – оплот мировой революции», прошедший в 1929-м в Парке Горького), хоть в фарфоре (дулевский фарфор, расписанный вхутемасовцами к III Конгрессу Коминтерна, – это и лентуловской интонации пейзаж, и что-то вроде ситуации, когда в традиционную персидскую миниатюру, как с неба, падают серп и молот; но апогей агитфарфора – более поздние чашки «Нефть стране», «Повысим темпы» и «Крепи колхоз»), хоть в эскизах тканей с хороводами детишек, военными, уборкой хлопка, известное дело, не мешала абсолютно феерическим фантазиям. Такой был вошедший в историю архитектуры диплом Георгия Крутикова «Город будущего (эволюция архитектурных принципов в планировке городов и организации жилища)». В 1928-м он исследует трудовые коммуны, автомобили, «физкультуру и человека будущего», даже «близость революционного открытия атомной энергии» и в размышлениях о движении форм лихо коллажирует на одном листе берниниевскую площадь Св. Петра и небоскреб. Такой же смелой фантазией было учебное задание Михаила Коржева на выявление конструкции. Фасад на рисунке 1922 года – что знаменитые на весь мир абрисы зданий нашего современника Сантьяго Калатравы.

Магистральные сюжеты о факультетах тут обрастают историями поменьше: упоминанием о посещении ВХУТЕМАСа Лениным, об успехах мастерских на международной выставке 1925-го в Париже, о внедрении в жизнь «практического реализма» в открывшемся при ВХУТЕМАСе Клубе имени Сезанна, о временном квартировании на Рождественке – под крылом у мастерских – Музея живописной культуры. Истории эти порой комические: Илья Машков помнил, что в здоровом теле – здоровый дух, и в его мастерской для воспитательного процесса всегда имелись еще гири да гантели. Но часто истории – трагические. Репрессии унесли многих бывших вхутемасовцев: в 1938-м по сфабрикованному делу были арестованы и расстреляны Густав Клуцис и Александр Древин. В том же году и таким же образом власти избавились от большинства участников «Бригады ВХУТЕИНа», некогда разрабатывавших идеи советской фрески.