Марина Гайкович
Тоска и Скарпиа – супруги. Фото со страницы «Геликон-оперы» в «ВКонтакте»
Дмитрий Бертман представил свою интерпретацию оперы Пуччини «Тоска». И без того накаленный сюжет режиссер показал с неожиданного – но любопытного – ракурса, отчего любовные страсти, как известно по оперным сюжетам, от мести сумасшествия неотделимые, буквально воспламенились.
Надо сказать, что музыка Пуччини такому подходу не сопротивлялась, правда, обнажила излишнюю мелодраматичность, «киношность». Итак, мысль режиссера – объединить героев в любовный треугольник или даже многоугольник, связать всех. При этом в центре сюжета – не Тоска и Каварадосси, а Тоска и Скарпиа. Последние – муж и жена, это очевидно во втором действии, в доме барона, где висит огромный портрет некогда счастливых новобрачных, а платье невесты украшает интерьер. Традиционный образ оперного негодяя у Бертмана совсем иной, куда более человечный. Похотливо сжимающий пальто Тоски – на фоне церковный службы в исполнении детского хора, он вызывает ощущения отталкивающие, даже брезгливые. Но раскрывается совсем иначе во втором, когда, кажется, сочувствует супруге, безнадежно полюбившей другого. Алексей Исаев так полно и так ярко воплощает этот многогранный образ, что выводит своего героя из второстепенных в главные.
Марио Каварадосси, к сожалению, тоже любит другую – точнее, увлечен легкомысленной Аттаванти, с которой и пишет образ Марии Магдалины. Каварадосси у Бертмана не лишен черт альфонса – вслед за ключами от виллы он легко принимает от Тоски перстень и не устает им любоваться. Какие чувства он испытывает? Такое ощущение, что никаких особенных – вертится, как уж, пытаясь выжить. Тут возникает драматургическая неувязка – видя такого поверхностного героя, не слишком верится в его верность родине и друзьям. Кажется, что он должен был сразу сдать Анджелотти, не выдержав пыток. Да и вообще вся политическая линия выглядит лишней за этой человеческой драмой. Тенор Иван Гынгазов, «уплощая» своего героя, снимая с него романтический пафос, увы, довольно однообразен был и вокально – практически вся его партия (спетая, впрочем, без помарок) звучала на форте, без нюансировки, здесь так необходимой.
Особенно учитывая очень чуткий оркестр, который под управлением главного дирижера театра Валерия Кирьянова в этот раз звучал по-оперному безупречно. Во-первых, это был крепкий фундамент для артистов на сцене (а ведь редко какая рецензия обходится без скидок на премьерное волнение). А во-вторых, как раз оркестр был полон исключительно тонких нюансов – от проникновенных лирических эпизодов или сжигающего чувства боли и безысходности в первых действиях до парящего на грани реальности и безумия финала. Эмоциональной кульминацией – во многом благодаря звучанию оркестра – становится, к слову, не знаменитое ариозо Каварадосси и кровавый финал, а монолог Тоски «Vissi d’arte, vissi d’amore» («Только пела, только любила») – отстраненный, жертвенный, в этой интерпретации даже прощальный. Тоска обращается к двум главным столпам ее жизни – музыке и любви, в то время как Скарпиа медленно раздевает ее.
Думаю, эту Флорию Тоску Дмитрий Бертман делал специально для Елены Михайленко, настолько органична в этой роли прима «Геликон-оперы». Тоска, влюбленная в молодого художника, всеми силами пытается уверить себя в его бесконечной любви, не замечая его отстраненности и увиливаний. Натура честная, она открыто презирает мужа и, вероятно, именно чувствуя, что изменяет со Скарпиа Каварадосси, закалывает супруга. Правда, это наслаивание правд и неправд становится для нее, актрисы, натуры очень эмоциональной, последней каплей. Она засыпает в гостиной, где лежит труп ее мужа. Все остальное – плод ее навсегда воспаленного воображения.
комментарии(0)