Дарья Курдюкова
Виола создает параллельный поэтический образ для сюжета. Фото агентства «Москва»
Работы классика видео-арта Билла Виолы в Россию привозили не раз, но точечными «инъекциями». В ГМИИ его персональную выставку планировали еще на 2017-й (см. интервью с художником в «НГ» от 04.08.15), потом она была перенесена на прошлое лето, но помешала пандемия. И вот наконец на Волхонке показывают 20 работ 2000–2014 годов.
Виола – не просто классик видео-арта. Его замедленные, медитативные, чуть не в транс погружающие зрителя работы, как ожившие фрески, органично приживаются что в музее, что в театре, что в соборе. Среди произведений, ради которых пространство Пушкинского «утопили» во тьме, знаменитая серия «Тристан», например, «выкуклилась» в начале нулевых – поначалу как элемент постановки вагнеровской оперы Питером Селларсом (сперва в филармонии Лос-Анджелеса, потом в Парижской опере), затем обретшая автономию, причем даже от музыки. Или вот серия «Мученики», на первый взгляд имеющая мало общего с христианскими святыми, была создана в 2014-м для лондонского собора Св. Павла.
На экранах почти ничего не происходит. Если уметь ждать, это «почти» иной раз завораживает. Видя «Вознесение Тристана», уже не определишь, случается ли катарсис, когда медленно возносится тело – или еще когда только начинают падать капли, что станут бурным потоком, идущим снизу вверх…
Билл Виола – универсальный мастер, широкий. Не только потому, что виртуозно сплетает новейшие технологии (одна из серий, «Трансфигурации», была снята со студией Джорджа Лукаса) и аллюзии на древность (Тристан у него «уходит» на небо, как Христос) и живопись старых мастеров (и это не цитаты). И даже не только потому, что умеет подчинить эти новейшие технологии сути. А в силу того, что он, как в свое время старые мастера, создает визуальное гиперповествование, где древнее воспринимается современным, а не осовремененным, частное – универсальным. Вечно повторяющимся, как сам медитативный дух, из работы в работу.
Его стихии – огонь, воздух, как бы становящийся вязким, «артикулирующим» проживание времени, и, конечно, вода. Вода, рождающая и смывающая смерть, несущая любовников, производящая и глушащая все звуки, стихия, которая сильнее тебя, меня и всех нас, – у Виолы в конце концов становится метафорой границы между жизнью и смертью (тоже магистральные для него темы). В серии «Трансфигурации», появляясь нечеткими монохромными силуэтами, герои преодолевают толщу воды и обретают плоть одновременно с тем, как картинка обретает четкость и цвет. Зритель оказывается с ними лицом к лицу, становясь то ли свидетелем, то ли участником этого немолчного, но наполненного эмоциями (они и есть материал художника) диалога, – и затем эти люди снова пересекают водную границу как границу небытия.
Большинство его работ друг друга продолжают, развивают (кураторы — исполнительный директор Студии Билла Виолы и его жена Кира Перов и завотделом кино- и медиаискусства ГМИИ Ольга Шишко расположили работы так, чтобы усилить рифмы), оставляя минимальную сюжетную зацепку и подчеркивая вечность задаваемых художником вопросов - о жизни, смерти, возрасте, любви, страдании. Даже о повседневности, рутина которой, будучи замедленной, поднимается на новый уровень, порой сродни какому-то сакральному ритуалу. Поэтому слова Виолы о работе над «Тристаном и Изольдой» —что ему интересно не иллюстрировать историю, но создать параллельный образный, поэтический мир, который передал бы «скрытые измерения нашей духовной жизни», что «движущиеся изображения существуют в сфере где-то между темпоральной эмоциональностью музыки и материальной достоверностью живописи», — относятся к большинству его видеофресок.
Он провоцирует зрителя в буквальном смысле слова переживать время. Старинную живопись и сегодняшний видеомир он сближает как раз через ощущение того, как это время течет. Фрески обрели «ускорение», видео соответственно замедлилось. Искусству Виолы, конечно, присуща патетика. Но здесь тот случай, когда она – не итог произведения, а способ притормозить пресловутый бег времени и посмотреть внутрь себя.
комментарии(0)